Арабелле удалось сохранить сознание при первом взгляде на тело сестры. Посмотрев на тело снова, она ухватилась за столбик балдахина. Засохшая кровь была везде — на ковре, на стенах, на письменном столе. Сделав над собой усилие, Арабелла, пошатываясь, подошла к телефону на столике у постели, подняла трубку и набрала 999.
— Экстренная помощь, с какой службой соединить?
— С полицией, — ответила она.
Арабелла положила трубку. Ее взгляд упал на письмо, начинавшееся со слов «Моя дорогая Арабелла». Она схватила письмо и, засунув его в карман, нетвердым шагом вышла из комнаты.
Анна пробежала мимо Музея современного искусства и повернула направо к Седьмой авеню. Секундомер на запястье она запустила, лишь оказавшись в Центральном парке. Анна думала о предстоящей в восемь утра встрече с боссом.
Она была удивлена и обрадована, когда Брайс Фенстон предложил ей место всего через несколько дней после того, как она ушла из отдела импрессионизма в «Сотбис», где считалась вторым специалистом. Тамошний шеф четко дал ей понять, что, признав свою ответственность за срыв продажи крупного собрания, которое досталось их главному конкуренту, «Кристис», она отрезала себе все пути к продвижению по службе. Анна потратила месяцы, чтобы склонить одного клиента выбрать «Сотбис» для продажи семейной коллекции, и, поделившись этим секретом с любовником, наивно полагала, что тот его сохранит. Любовник как-никак был адвокатом.
После того как имя клиента было обнародовано в разделе искусств «Нью-Йорк таймс», Анна потеряла и любовника, и работу. Сообщение газеты о том, что доктор Анна Петреску ушла из «Сотбис», «попав в немилость», также не пошло ей на пользу.
Брайс Фенстон был постоянным посетителем всех крупных торгов, на которых выставлялись полотна импрессионистов, и не мог не знать Анну.
Фенстон, наравне со Стивом Уинном, Леонардом Лаудером и Такаши Накамурой, был известен как один из главных коллекционеров импрессионизма. То, что начинается как невинное хобби, иногда перерастает в одержимость. У Фенстона были картины всех знаменитых импрессионистов, кроме Ван Гога, и одна мысль об обладании полотном великого голландца действовала на Фенстона как инъекция чистого героина.
Прочитав в «Нью-Йорк таймс», что Анна уходит из «Сотбис», Фенстон сразу предложил ей место в правлении своей компании с гонораром, говорившим о том, насколько серьезно он относится к пополнению своей коллекции. К тому же он настойчиво напоминал ей, что, как и она, бежал в Америку от тиранического режима Чаушеску.
