Ирина ушла обратно в театр, а Коля с Ларисой еще какое-то время молча смотрели ей вслед.
— Вообще-то она хорошая, — попыталась оправдать мачеху Ларочка.
— Она хорошая, но сел в калошу я! — многозначительно выдал Николай, а потом вдруг расплылся в улыбке. — А ничего получилось, да? Хорошая в калошу я, — он выудил из кармана пачку папирос, нацарапал что-то на ней огрызком карандаша и совсем уже весело произнес: — Что ж, ребенок! Веди меня туда, куда я должен тебя отвести!
У подъезда, опираясь на заснеженный парапет, словно университетский профессор на кафедру, стоял дедушка Хаим. Ларочка знала повадки профессоров, потому что мама иногда брала дочь с собой на лекции. Знала также и то, что дедушка вовсе не профессор, а простой мастер на все руки. Раньше, когда дедова красильня еще была дедовой, Ларочка часто бывала там и даже сидела вместе с Соней на приеме заказов. Покрасить шторы? Выкрасить ковер? Закрасить все проплешины на куртке? Все это, да и многое другое, дед Хаим делал лучше всех в округе. Сейчас, когда он работал мастером на большой государственной фабрике, попасть к нему на работу было уже не так просто, но в нерабочее время все, кто мог, просили что-нибудь починить или перекрасить. Ларочка дедом ужасно гордилась, всегда была рада его визитам, и сейчас конечно же весело кинулась обниматься. Дед пах лекарствами, морозом и болотом — под его домом, радуя окрестных мальчишек, хлюпала жижей никогда не замерзающая и не пересыхающая лужа. И Лара запах деда обожала.
— Где Вульф? — не выпуская Ларочку из рук, спросил дед Николая вместо приветствия.
— Понятия не имею, — честно ответил Коля.
Дед Хаим терпеть не мог правильные названия и имена. Ладно еще, как и многие горожане, он по старинке улицу Карла Либкнехта звал Сумской, так и, например, про недавно переименованный в Кравцова Мордвинов переулок говорил исключительно: Спуск с моей Синагогой, а харьковчан именовал харьковцами! Конечно, отца Ларочки он звал только прежним именем. Ну что ты будешь делать?
К счастью, Николай про неведомого ему Вульфа сразу забыл и заговорил по делу.
— Я ученик Владимира Морского, его жена просила сопроводить девочку, потому что у них в театре невесть что творится, а товарища Морского забрали давать показания про убийство.
Глядя снизу вверх, но, тем не менее, с большим достоинством, дед оценивающе порассматривал Николая. Потом сказал:
— Понятно, хоть и не ясно. Пойдемте в дом. Там молодежь расспросит.
