Прошло три дня.
Поздно вечером Терентий Васильевич точил нож и чинил ремни на охотничьей доске - поняге.
- Куда собираетесь? - спросил я.
Он ничего не ответил и ушел в баню.
Когда я проснулся, за окном было еще черно. Терентий Васильевич натягивал на ноги суконные арямужи. Я вскочил и стал одеваться.
- А тебе что не спится? - проворчал он.
Стараясь придать голосу возможно больше решительности, я напомнил, что он обещал взять меня на охоту.
- Куда тебе!.. Я далеко пойду, за вышку. На двое суток иду зверовать… А ты, гляди, хозяевай как следует. Дверь запирай на нутряной замок.
Я продолжал одеваться. Терентий Васильевич молча наблюдал за мной.
- На лыжах стоять можешь? - спросил он наконец.
Я промолчал.
- Ну, дело твое. Только гляди: ночевать ляжем в лесу. У нас тут так: где дым, там и дом.
Еще теплый со сна я вышел на крыльцо. Острый мороз охватил меня. Была еще ночь. Деревня спала, только окна пекарни светились. Услышав запах ружья, две тунгусские лайки Терентия Васильевича, бросив еду, заметались и зафыркали.
Терентий Васильевич встал на широкие лыжи, подал мне палку - сбивать с веток снег, чтобы не сыпался за ворот,- и мы стали подниматься.
Луна светила. Большая Медведица непривычно висела ковшом книзу. Окоченевшая от стужи тайга была загадочно неподвижна. На сугробах вспыхивали лунные звездочки. Терентий Васильевич ходко шлепал на лыжах, изредка постукивая палкой по веткам, за ним, утопая по брюхо в снегу, прыгали умные лайки. Вот он остановился, послушал скакавшую верхним следом белку и сказал, не оборачиваясь:
- Сытая. Ускоки короткие.
И снова ружье, висящее книзу дулом на его спине, и поняжка маячили впереди, между соснами.
Не прошло и получаса, а мне стало ясно, что я не дойду не только до вышки, а вряд ли дотяну и до соседней сопки. Однако упрямство и стыд гнали меня вперед. «Подумаешь, журналист! - урезонивал я себя. - Вон Михаил Кольцов в Испании был, в республиканских войсках, Евгений Рябчиков- в экспедиции в Антарктиде… А ты не можешь сопку перейти. И правда, очкарик».
Уже развиднелось, когда мы достигли вершины сопки. Поверху узкой гривкой росли красавцы кедры. С гольца стало видно окутанное морозным туманом восходящее солнце. А в распадке, откуда мы вышли, и у берега было еще по-ночному темно; поблескивали огоньки деревни, двигались фары машин у верхнего склада.
