В глубине пустого тихого зала, где по стеночкам стояли мягкие стулья, прижимаясь одно к другому толстыми подлокотниками, за огромным, на резных лапах, письменным столом сидел Лучич и с любопытством ожидал увидеть: кто же это к нему стучится?
Стучался, как оказалось, неизвестный молодой человек в ковбойке, с белым торчавшим чубом, бессмысленно оравший:
— Пришел Ермашов!
Разглядев этого Ермашова, Лучич сказал:
— Ермашов, который пришел, пусть уйдет. Он не умеет работать. Если есть другой Ермашов, который умеет, милости прошу. А этого — вон.
В приемной обомлевшая Дюймовочка стояла у окна в такой позе, которая наводила на мысль о последнем прыжке.
— Эй! Закрой дверь! — гаркнул из кабинета голос.
Дюймовочка трепыхнулась, но голос ее остановил:
— Нет, не вы. Ермашов!
И Женя вернулся и закрыл за собой дверь в кабинет.
Если бы Лучич знал, что он сделал с душой Жени в этот момент! Ибо люди по-разному относятся к силе и могуществу.
По-разному. Очень по-разному.
Женя столкнулся с силой и могуществом второй раз в своей жизни. Первый раз еще тогда в институте, переболев жесткую директорскую несправедливость, он все же оставил себе надежду, что такие люди нечасты. И Женя чувствовал уверенность, что в другой раз судьба не пошлет ему такой встречи. Он был, увы, слишком прямолинеен.
В тот вечер Женя, придя домой, возлег на изделие красного дерева давно минувшего века и стал лежать без малейшего движения, кротко глядя в потолок. Напрасно я пыталась придать событию более приемлемые размеры. Жарила любимые блинчики и произносила фразы, начинавшиеся со слова «плюнь». Напрасно Ангелина Степановна, не услышав обычного хохота, постучалась к нам и протянула в дверь руку с граненой стопочкой малинового варенья: наивный порыв помочь нам в борьбе с единственным в ее понимании бедствием — простудой.
Все было напрасно.
Лежа на музейной кровати, содрогаясь как от озноба, Женя говорил мне:
— Послушай, я же им восхищался. Как все. Ведь все восхищаются? Человек-глыба. Могучий, — а значит тот, кто может. Кто обладает возможностями. Не понимаю силы без доброты. Сила без доброты — величайшее зло человечества. Если сильный, умный, знающий человек недобр, это катастрофа. Нет, это преступление. Его надо лишать силы. Изолировать от деятельности. В интересах общества.
— Женя, что ты говоришь, — ужасалась я. — Нельзя же так. Ты слишком близко все принимаешь к сердцу. Не мучь себя. Плюнь.
— Погоди! — Женя морщился, закидывал руку за голову, досадливо тер затылок. — Неужели ты собираешься это принять? Без малейшей попытки… восстать, хотя бы внутренне? Ведь это рабство самое гнусное — рабство души. Не размышлять, не пытаться связать концы с концами! Нельзя жить без уверенности, что все, что с тобой происходит, вмещается в пределы разумного! Происходит кавардак, понимаешь ли, и необходимо в нем разобраться, пока не поздно, иначе растрясет нас в манную кашу!
