Он приосанился, отряхнул брюки, закинул ногу на ногу и пальцами прощупал на них воображаемую стрелку.
— Этот завод хитрый был, товарищи. Там локаторы делали. Почему, думаешь, над Москвой после ноября сорок первого ни один фриц не пролетел? А локатором его — цап за задницу! И ваших нет!
Электричка стучала колесами, притормаживая у платформы. Женя наклонился ко мне и сказал шепотом:
— А за локаторы у него Государственная премия. У Лучича. Заметила медаль?
Я заметила. Но там, на лацкане пиджака, их было, по-моему, две. Однако я ошиблась. Лучич носил еще Звезду Героя Социалистического Труда.
— А это уже за кинескоп, — улыбнулся Женя. — Или вернее, за телевизор КВН.
Он сиял, улыбался, гордился, как будто перечислял свои собственные награды. Но он перечислял дела. Дела с в о е г о завода. И уже прикидывал, что на таком заводе ему будет чем заняться.
— Скажите, а как фамилия того директора? — спросила я мужичка в кепочке.
— Зачем вам фамилиё? — он снова пристроился дремать к стеночке. — Свояченица всё — наш директор да наш директор… Директор да и все. Подумаешь, фамилиё. Фамилиё любое может быть. Главное, что прорвался. На «эмочке» прямо в Кремль. Ради пацанов. Голодуха-то какая в Москве была. Лебеду да крапиву с-под заборов брали, варили. Картофельные очистки на олифе жарили.
Голос его затихал, становился мирнее, он еще подмигнул солдатам и добавил:
— А мог и башку с плеч схлопотать. Тогда оно просто было. За нарушение дисциплины.
Солдаты загоготали с молодым задором. Такое впечатление на них произвело упоминание о дисциплине.
Вот таким образом я получила первое представление о нашей «Звездочке». Как часто в молодости случай балует нас, потому что мы веселы, подвижны и еще ничему особенно не придаем значения. Ни тому, что было до нас, ни тому, что после нас будет. Мы слишком активно существуем сами, существуем для себя, и нам этого пока вполне достаточно. Нас с Женей тогда занимала, главным образом, проблема жилья; да и то не в таком основательном смысле, в каком это волнует многих теперь. Хотелось просто мало-мальски отдельную комнатку, не смежную, не проходную, не стеснявшую родителей. Но, естественно, за две предоставленных старым футболистом недели никакой квартиры на «бо́льшую» нам обменять не удалось. Мы с превеликим трудом сумели лишь снять комнату на Бауманской у одинокой женщины пожилого возраста. И с триумфальными результатами мы приступили наконец к «исполнению служебных обязанностей».
