С другой стороны, для того, чтобы изобрести столь утонченную пакость, нужно быть не только умной, но и весьма остроумной — едва ли семнадцатилетняя девчонка до такого додумается.
«Как бы там ни было — а вот не буду! — решила Клодин. — Не буду мучаться — возьму да съем кусочек!»
Проходя мимо Томми, она легонько поерошила ему волосы на затылке и присела на свободную табуретку справа от него. Весело сказала:
— Давайте пробовать — мне уже не терпится! Наверное, честь разрезать этот шедевр принадлежит его автору?!
— Ой, нет! — воскликнула Арлетт. — Томми, нарежь ты — у тебя лучше получится!
«Какого черта, что это еще за «Томми», когда он ее чуть ли не вдвое старше?!» — вспылила Клодин (увы, только про себя), глядя, как ее муж встает с ножом в руке.
Ей достался первый кусок. Самый большой. С орехами, покрывавшими его чуть не сплошняком.
«Завтра — лишний круг по парку и пятнадцать… нет, двадцать минут на велотренажере!» — мысленно «прописала» она сама себе средство, способное утихомирить душевные терзания по поводу столь вопиющего нарушения диеты — и отломила вилочкой первый кусочек.
О-оо… ах-хх… у-уу… членораздельных слов в голове не осталось, только бессвязные возгласы восхищения. На несколько секунд Клодин забыла про все, отдавшись неподражаемому ощущению сладости, аромату какао и ванили и горьковатому послевкусию тающего на языке шоколада.
— Потрясающе! — выдохнула она, глядя на Арлетт почти с благодарностью. — Просто потрясающе!
Судя по тому, как, дожевывая, закивали и замычали мужчины, они придерживались того же мнения.
— Миссис Конвей, а разве вы такой торт не делаете? — наивно приподняв бровки, прочирикала Арлетт.
— Э-ээ… нет, — как ни хотелось ответить «Да, а как же — разумеется!» — но при Томми врать было неудобно.
В принципе Клодин готовила неплохо — могла сделать и вполне приличный обед, и салат, и омлет на завтрак, но до таких вершин кулинарии никогда не поднималась.
— Извините, — француженка, как бы в смущении, затрепыхала ресницами, — я просто подумала… Томми же так любит сладенькое!
Если мастерски сделанный торт и породил в Клодин какое-то подобие симпатии к девушке, то после этих слов оно бесследно исчезло.
Сидевший напротив нее Фред Перселл заметил со вздохом:
— Обалдеть! В жизни ничего подобного не ел!
— Фредди, положить тебе еще кусочек? — повернулась к нему Арлетт. — А вам, миссис Конвей?
— Да, пожалуйста, — кивнула Клодин.
В свое время, приехав в Англию, ей было трудно привыкнуть к тому, что здесь даже хорошо знакомые люди называют друг друга «мистер такой-то» и «миссис такая-то», на имена же переходят редко; часто тянуло сказать кому-нибудь: «Пожалуйста, зовите меня просто Клодин» — приходилось напоминать себе, что тут так не принято.
