Так же подробно рассказала она о своей общественной работе, о поездке в страны народной демократии. Подошла к письменному столику, стоявшему в углу у окна, достала пачку писем с разноцветными марками, положила их перед Щеточкиным:
— Посмотрите, может быть, используете. Это письма моих зарубежных друзей.
Щеточкин уже исписал больше половины блокнота, когда Финохина глянула на ручные золотые часы и сказала извиняющимся тоном:
— Я сегодня иду в театр. Хватит вам материала для очерка?
— Да, спасибо, — ответил Щеточкин; ему казалось, что он открыл неоценимый клад. Какой замечательный материал в его блокноте! — Спасибо! Вы так хорошо о себе рассказали!
Она улыбнулась в ответ, протянула руку и проводила до двери. Когда Щеточкин надевал в передней пальто, туда вышел мужчина, который открывал ему дверь. У него были усталые и очень грустные глаза. Увидев Щеточкина, он поспешно ушел в комнату.
По дороге в редакцию Щеточкин обдумывал начало очерка, тут же отвергая один вариант за другим. Начать с описания внешности героини? Или с ее пребывания в одной из стран народной демократии? Или с ее прихода в цех шестнадцатилетним подростком? Или с чтения ею писем от зарубежных друзей?
Он стремительно вбежал в редакцию, сбросил пальто. В отделе сидел один только Волков; он дописывал очерк, перо быстро бежало по бумаге. Волков поднял голову и тут же молча углубился в работу. Рассказать об успехе было некому.
Щеточкин в раздумье прошелся по комнате, потом сел за свой стол, вынул блокнот, стал перечитывать записи. Он надеялся, что Волков все же заговорит с ним, расспросит, но тот весь ушел в писание.
Щеточкин отпер стол, достал пачку бумаги, положил перед собой. Подумал, написал заголовок «Ткачиха». Подчеркнул двумя чертами, радостно улыбнулся. Еще вчера он только правил заметки, а сегодня пишет очерк по заданию самого редактора. Снова стал перелистывать блокнот.
Вошла Катя и спросила Волкова шепотом, словно так она ему меньше мешала:
— Алеша, скоро вы кончите очерк? — В редакции все, даже молоденькая Катя, называли Волкова по имени, несмотря на его солидный возраст. — Петр Николаевич уже третий раз спрашивает, сдан ли он на машинку.
— Сейчас, сейчас, — забормотал Волков. — Подождите, Катюша, минутку. — Он дописал страницу, протянул ее Кате и сказал просительно: — Занесите по дороге на машинку. Я сейчас допишу. Два абзаца осталось, честное слово!
Катя ушла с шелестящей в руке страницей, а Волков снова начал торопливо писать.
