Джеб жмет плечами.
– Ну, может быть, в Англии так принято говорить.
Мое сердце начинает отбивать бешеный ритм.
– В Англии?!
– Да. Когда «Скорая» уехала, этот чувак помог мне вытащить из воды мотоцикл. Он приехал по обмену, будет учиться в нашей школе. По-моему, как-то бессмысленно приезжать на одну последнюю неделю. Но его родители настояли.
Ноги у меня слабеют.
– Он сам сказал, что он англичанин?
– Зачем? Я и так понял, по акценту.
Угроза Морфея звучит в памяти в полный голос. «Когда они найдут твое тело, я уже буду там».
С колотящимся сердцем я отбрасываю простыни.
– Я должна выбраться отсюда!
– Эл!
Джеб пытается уложить меня обратно. Но я хватаюсь за его руку и использую ее как рычаг для того, чтобы подняться.
– Пожалуйста, Джеб, мне надо домой!
– Что? Нет, нет. Тебе будет хуже. Лучше ляг.
Он удерживает меня; я начинаю кричать – и выдергиваю трубку из вены, прежде чем он успевает что-либо предпринять. Кровь течет по тыльной стороне руки, капает на одеяло и простыню, пачкает пальцы Джеба, который пытается остановить ее и одновременно жмет кнопку вызова медсестры.
Приходят мама и папа. Мама бледнеет при виде окровавленных простынь и бросается к Джебу.
– Уйди, – приказывает она.
Я кричу:
– Нет!
На самом деле я хочу сказать, что моя паника никак не связана с Джебом, что всё дело в некоем подземце, который сыграл ключевую роль в том, что мама оказалась в лечебнице двенадцать лет назад.
– Никому не надо уходить, – вмешивается папа.
Это голос разума посреди хаоса.
Приходит сестра Терри, и ее печальные серые глаза внушают мне, что надо быть паинькой.
Они с папой укладывают меня в постель. Сестра Терри говорит что-то про запоздалую реакцию на шок и трехдневную кому. Она вставляет трубку на место и вкалывает дозу успокоительного.
Я смотрю на иглу, пронзающую прозрачную трубку, и хочу уже попросить сестру не оставлять меня беспомощной во сне. Или по крайней мере унести этого жуткого клоуна. Но язык заплетается, а мысли бешено несутся.
Через пять минут я начинаю задремывать. Джеб целует мне руку, говорит: «Я тебя люблю» – и уходит. Мама гладит меня по голове, собирает вещи и идет в ванную. А потом, несмотря на все свои усилия держать глаза открытыми, я их закрываю.
Не знаю, в котором часу я просыпаюсь. Я радуюсь, что вообще проснулась.
Запах дезинфекции напоминает мне, где я. В палате темно. Свет не пробивается сквозь жалюзи, не сочится из коридора. Наверное, мама заложила щель под дверью скатанными полотенцами. Она лучше спит в замкнутом пространстве – эта привычка появилась у нее в лечебнице. Каждый вечер мама проверяет все уголки и щелочки, от пола до потолка, в поисках насекомых. Убедившись, что никого нет, она затыкает щель под дверью наволочкой.
