Келе | страница 69



От камня при соприкосновении с металлом полетели искры, а Мишка, заслышав противный скрежет, затряс ушами, словно отгоняя слепней. Когда и это не помогло, ослик поднялся и вышел из сарая. Недолго смогла вытерпеть скрежет и собака, для нее не было большей радости, чем находиться возле человека, но слушать, как взвизгивает прижатый к точильному камню металл, — нет, это ей явно было не по душе. Аиста не особенно раздражал непривычный шум, но ему не хотелось оставаться наедине с людьми, вот и он тоже пристроился подле своих приятелей на солнышке у сарая.

— Не по нутру им эта музыка, — кивнул Смородина в сторону двери и опробовал, достаточно ли остро наточен нож.


— Оно, конечно, есть песни и повеселее… а только домашняя колбаса тоже на дороге не валяется.

Смородина взял другой нож и звучно провел металлом по точильному камню.

Из-под длинного острия взлетели белые венчики искр, и в воздухе запахло обгорелыми крупицами камня.

— Ишь, как разъедает камень, — кивнул Смородина, — но зато и не тупится долго, из всех ножей этот самый отменный.

Покончив с делом, мужчины опять затолкали точильный камень под сено; Смородина завернул ножи в тряпицу и вместе с Берти направился к дому.

— Побегу за ними, — вильнула хвостом собака, — может, узнаю чего.

Раздосадованный Мишка вернулся на место.

— Ничего Вахур не узнает, а только хорошего не жди. Хорошее никогда не раздражает мой слух, а этот шум так и резал уши… Самые лучшие вещи — те совсем без всякого звука, вот, например, кукуруза или репа…

Вахур примчалась обратно в крайнем возбуждении:

— Люди в доме суетятся, и человек в юбке тоже тут! Что-то они затевают, к чему-то готовятся.

Снег по-прежнему сверкал ослепительной белизной, но день пошел на убыль, и над дальними холмами плыло ледяное дыхание стужи. Солнце клонилось к закату, и его угасающее сияние не давало тепла, а тоже как бы излучало холод. Когда же на небе взошло Малое Светило, все вокруг сковал трескучий мороз, и даже мышиная возня в сене стихла.

Под утро Вахур беспокойно вскочила, выбежала наружу и подняла лай, но затем смолкла, давая понять, что пришелец — свой человек. Это была Агнеш, собаку встревожил хруст снега под ее сапогами, но, узнав женщину, она, умильно виляя хвостом, проводила ее до кухни, где в плите уже потрескивал огонь, а в большом котле кипела вода.

— Доброе утро, — поздоровалась Агнеш, разматывая теплый платок. — Что, Пали еще не пришел?

— Нет еще, но вроде я слышу его шаги, — полуобернувшись к двери, прислушался Берти.