— «…а также памятуя о том, что необходимым условием расцвета наших национальных сил является вечный мир, который всячески отстаивают наши политические деятели, дирекция местной начальной школы…» — Шамай читает по слогам довольно бойко. Остальные слушают, однако все это им чуждо; чужды слова: «расцвет наших национальных сил», так как крестьяне уже к сорока годам совершенно изнурены от непосильного труда и недоедания; чужды слова о «политических деятелях», потому что они знают только налоговое управление, районного судью, судебного исполнителя, и совсем уже чудно звучат слова «вечный мир во всем мире», своей оборотной стороной напоминающие о войне. Они напоминают о войне тем, кто с руками и ногами врос в землю, чтобы упорным трудом заставить ее родить; кто не верит даже земле, а только самим себе; кто мечтает, чтобы день был вдвое длиннее и можно было дольше возиться на своем клочке, нянчиться с каждой картофелиной; им лишь бы солнце день-деньской и никаких грозовых туч…
— Там у вас пишут о вечном мире, — нарушает смущенное молчание мужиков Винцо Совьяр, чтобы раззадорить их. — Там о мире, а тут о войне. О той, прошедшей, и что-де господа затевают новую.
— Ну уж, твоя газета совсем завралась, — проговорил Чечотка как можно увереннее. — Ведь из-за чего была война? За что мы воевали?.. Не знаешь? За демократию. Чтобы нас никогда больше не притесняли венгры и немцы. А раз мы их сбросили, то… значит, мир.
Мужики молчат. Все это они представляют смутно. Вот Чечотка говорит о венграх, немцах и еще бог знает о чем… А ведь они их почти и не знали. Знали только у себя в деревне трактирщика и нотара, в городе — налоговое управление, суд, судебного исполнителя. Нет, ерунда все, одна болтовня.
— Ну вот, вы теперь и скажите нам, скажите, — это Мартикан хочет избавиться от сомнений, которые душат его и заслоняют от него мужицкую правду, — тут вот говорят о каком-то мире, ага, вечном, а Винцо сует нам под нос, что у него в газете все наоборот, и еще невесть что! Скажите нам теперь вы оба, чему, кому верить? Скажите такую правду… такую… такую верную, как то, что у меня голова на плечах! Скажите!
Чечотка встал, прошелся из угла в угол по темной комнате, не говоря ни слова, махнул рукой.
Совьяр, подперев голову руками, тоже молчал.
— Так вот, — с металлом в голосе категорично продолжал Мартикан, — вы своим умом-то дошли до ручки. Сколько ни есть правд на свете… на все наплевать! Вот, глядите, — и он вытянул вперед свои большие натруженные руки, — вот моя правда! И тут, во мне! Это они столько лет выручали меня в Америке, и теперь я полагаюсь только на них. Когда выхожу в поле, я знаю, к чему их приложить. И тогда мне дела нет ни до какой вашей правды. Ей-богу! Ни до какого господского мира. А за работой я про войну и думать забыл. Нет, Совьяр, меня на испуг не возьмешь!
