— Спаси! Молю, спаси! — крикнул незнакомец Арахону, едва лишь его заметив. Один из палачей выругался, и вся троица развернулась, чтобы выступить против новой проблемы.
Знала ли судьба, подстроившая эту встречу, что если она сведет Арахона Каранзу Мартинеза И’Гренату И’Барратору и трех разбойников, убивающих безоружного человека, результат может оказаться лишь один?
— Ступай отсюда, глупец. Проваливай, если жизнь тебе дорога! — крикнул один из бретёров.
И’Барратора ответил, приподняв уголки скрытых под платком губ в холодной улыбке. Выставил перед собой рапиру и двинулся в их сторону, мысленно вычерчивая уже линии Магического Круга.
Встреться Арахон с Князем, столкнись Хольбранвер с женщиной, зовомой Легион, столкнись трое разбойников с Легион, или даже с Князем, наверняка не произошло бы ничего плохого. Однако изо всех возможных комбинаций, из всех потенциальных встреч этой ночью в лабиринте Монастырского взгорья случились именно те, что должны были иметь наиболее значительные последствия.
Их результат вскоре почувствовал не только город, но — безо всякого преувеличения — весь мир.
* * *
Когда Арахон с волчьей ловкостью ворвался меж врагов, в другой части взгорья бой уже разгорелся всерьез. На середине длинной узкой улочки, между стенами, за которыми таинственные уши прислушивались, а таинственные рты облизывались, Легион и Черный Князь обменивались ударами, оба удивленные умениями противника.
Черный Князь давно уже оставил лучшие свои годы позади. Переступил он черту сорока лет. Под кафтаном у него явственно проступало брюшко, а черные локоны пронзали перья седины. Отсутствие одного глаза мешало ему точно оценить расстояние. Однако у него было преимущество — опыт двадцатилетней войны, которую он наблюдал вблизи с первого до последнего дня. А еще, прежде чем попасть на поля Влаанмарка, когда ему не было и восемнадцати, он дважды выигрывал турнир за подвязку королевы. Именно тогда он получил и свое прозвище — как сын гранда, он не имел права на княжеский титул, но поскольку одевался в черное, а локоны его были того же цвета, вокруг шутили, что он — воплощение умершего за сто лет до того князя Фридерика.
Сражался он в манере флорентинской школы, что возмущало консервативное дворянство Серивы. Двигался на присогнутых, широко расставленных ногах, направляя клинок чуть вверх, все время работая стопами и меняя стойку. В одной руке он держал шпагу — тонкую и гибкую, приспособленную скорее для дворянских поединков. В другой, за спиною, держал свой сорванный с плеч плащ, которым пытался поймать клинок противника, словно сетью.
