– Не тебе его судить! – воскликнула она в ярости. – Папа оставил прежнюю жизнь после моего рождения. Но один приятель уговорил его попытать удачи в последний раз. Мама узнала и предъявила ему ультиматум. И он вернул деньги в банк.
– Вот так взял и вернул?
– Он оставил мешки с деньгами возле полицейского участка и сообщил о них по телефону.
– Почему он не сдался полиции?
– Потому что не хотел оставлять маму. И меня. – Она глубоко вздохнула. – Все у нас было бы прекрасно, если бы Алана Берри, который как раз тратил свою долю, не поймали полгода спустя, и он заявил, что организатором ограбления был мой папа.
– Честнее для твоего отца было бы сразу явиться с повинной, – безапелляционно заявил Вин. – Единственное полезное дело, которое сделал твой отец, – это то, что он погиб в той авиакатастрофе после выхода из тюрьмы. И оставил тебе вполне приличную сумму, которую авиакомпания выплатила по страховке.
Скарлетт едва устояла, слушая, с какой небрежностью он говорит о величайшей утрате в ее жизни, которую она продолжала ощущать каждый день, – внезапной гибели отца вместе с тридцатью другими пассажирами при крушении самолета, случившейся полтора года назад. Он как раз летел в Нью-Йорк, чтобы увидеться с ней, освободившись из тюрьмы, где провел пять лет.
Вин посмотрел на нее с любопытством.
– Ты все эти деньги отдала. – Он склонил голову набок. – Почему?
Скарлетт была так поражена, что не сразу смогла ответить.
– Мне не нужны были их дрянные деньги, – прошептала она. – Я отдала их на благотворительность.
– Да, я знаю. На борьбу с онкологией и на помощь детям заключенных. Но я не пойму, почему ты предпочла остаться нищей?
– Некоторые вещи значат больше, чем деньги.
– Например, ребенок? – холодно произнес Вин. Он со стуком поставил стакан на стол. – Ты отдалась мне, будучи девственницей, потом убежала, пока я спал. Ты ни разу не попыталась связаться со мной. И дождалась моего венчания, чтобы сообщить о своей беременности.
– Мне ничего другого не оставалось…
– Если бы Фолкнер сегодня не напугал тебя, ты никогда не сказала бы мне о ребенке, так?
Она несколько мгновений смотрела на него, затем кивнула.
– Той ночью ты даже не назвала мне свою фамилию. Почему? – Он подошел ближе. – Не потому ли, что ты одновременно поощряла Фолкнера?
– Никогда! Он давно меня домогался, но я не думала, что он поведет себя так в день похорон матери.
– А! Так поэтому ты в черном. – Он посмотрел на ее бледно-розовые ногти на пальцах ног. – Но почему босиком?
