– Давай иди, – бормочу я.
– Ладно, – говорит он и шагает за Петерманом по коридору, выложенному черно-белой плиткой.
Стены увешаны картинами. Я внимательно рассматриваю ту, на которой изображены часы, словно стекающие в пески пустыни, а потом гляжу на картину побольше, на ней глаз, у которого вместо радужки голубое небо с облаками, а потом вижу портрет мужчины в черном котелке, только лицо закрыто большим зеленым яблоком. Предметы на картинах четкие и узнаваемые, но совершенно непонятно, к чему они.
– Зачем рисовать портрет, если собираешься закрыть лицо фруктом? – спрашиваю я вслух.
– Это же сюрреалисты, – отвечает мне Макс.
– Я в курсе, – парирую я. Вру, конечно.
– С чего такая любовь к сюрреализму, доктор Петерман? – спрашивает Макс.
Петерман поворачивается к нам на каблуках, подняв руки в воздух.
– Потому что во сне все мы сюрреалисты, у нас в сознании рождаются такие сюжеты и картины, в которых зачастую столько же красоты, сколько и бессмыслицы.
Он заводит нас в комнату, в которой уже со скучающим видом сидит Нанао. Слева от нее стоит какой-то прибор, напоминающий огромный блестящий белый пончик с дырой размером с канализационный люк посередине.
О нет, думаю я.
– Я что, должна буду в него влезть? – спрашиваю, остолбенев.
– Знаю, это совсем не гамак на тропическом пляже, но мне нужны сведения об активности вашего мозга в состоянии покоя – потом мы начнем анализировать, как она меняется, когда вы спите, – объясняет Петерман.
Я киваю, лишившись дара речи.
– Элис немного клаустрофоб, – поясняет Макс и улыбается мне. Это приводит меня в настоящую ярость.
– Тебя веселят мои страхи? – спрашиваю я и чувствую, как начинает гореть лицо.
– Нет, – устало говорит Макс. – Просто у тебя в волосах застрял кусочек кактуса.
Я в ужасе подношу руку к своим кудрям и нащупываю беглеца из клуба «Террариум». В этой копне вечно что-нибудь застревает.
– А может, хватит на меня пялиться, – бормочу я, пытаясь незаметно снять колючку.
Макс все еще улыбается, хоть и пытается спрятать улыбку.
– Получилось? – спрашивает он.
– Заткнись, – говорю я.
– Я пойду первым, – заявляет он.
Пока мы из-за стеклянной перегородки наблюдаем за тем, как Макс забирается в страшный пончикообразный аппарат, Петерман объясняет нам – через рупор, чтобы Макс тоже мог слышать, – как все будет происходить. Магнитно-резонансный томограф – это аппарат, с помощью которого можно наблюдать за притоком крови к мозгу и видеть, какие его части наиболее активны. Когда же следят за работой мозга во время сна, используют еще и электроэнцефалограф – он измеряет электрическую активность мозга, благодаря чему можно понять, когда испытуемый вступает в фазу короткого сна. Затем пациента будят, и он описывает все, что видел во сне.
