– Вы, наверное, и сами догадываетесь, что ЦИС требует серьезных финансовых вложений. Связи в бизнесе не повредят. – Он улыбается своей коронной улыбкой – кажется, что его зубы вот-вот сверкнут, как в рекламе зубной пасты.
Дзынь!
Позади стола висит гигантский снимок мозга. Петерман сидит напротив него, задрав ноги в белых кроссовках. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, и вдруг комнату оглашает громкое итальянское:
– Idiota!
– Вы меня сейчас идиоткой назвали? – спрашиваю я.
Петерман отрицательно качает головой.
– Это Сержио. – Он кивает на большую птичью клетку в заднем углу комнаты, в ней бок о бок сидят два гигантских попугая породы гиацинтовый ара и внимательно смотрят на нас. – Слева – Брунгильда. Разве ж они не красавцы? – восклицает хозяин кабинета. Они говорят только по-итальянски – их этому научил прежний хозяин, стоматолог из северной части города. Я тоже пытаюсь учиться, но вы сами знаете, в каком ритме я живу, – вечно дела, дела. – Он драматично вздыхает. Нам, однако, неведомо, в каком ритме он живет. Что-то я не видела в ЦИСе наплыва пациентов.
– Ouest’uomo non è uno scienziato. Lui è un pagliaccioV – выкрикивает одна из птиц. Судя по моим скромным познаниям в итальянском, которые я получила в то лето, когда мы с папой ездили в Рим на конференцию нейробиологов, попугай только что обозвал Петермана клоуном.
– Настоящая редкость, – говорит Петерман, с любовью глядя на попугаев. Потом поворачивается к нам. – Ну, расскажите мне про свои сны. Частота? Характерные особенности? Есть ли повторяющиеся элементы, например место действия, тематика? Или каждый сон уникален?
– Единственный повторяющийся элемент моих снов – Элис, – сообщает Макс, и я краснею. Уже пора бы привыкнуть к тому, как он произносит мое имя, но я не могу. – Еще с тех пор, как я был совсем маленький, она постоянно мне снится. Раньше она тоже была маленькой, мы взрослели вместе. Но в реальности не встречались. Я никому о своих снах не рассказывал… Решил, что раз у детей бывают воображаемые друзья, [10] то Элис, видимо, и есть мой воображаемый друг. К моему шестнадцатому дню рождения мы успели взобраться на вулкан, выиграть чемпионат мира, построить пряничный домик реальных размеров – помнишь его? – Макс повернулся ко мне, хихикая. – Джерри еще съел все дверные ручки.
– Кто такой Джерри? – нахмурился Петерман. – Не помню пациента с таким именем.
Я открываю было рот, чтобы ответить, но Макс меня опережает.
