Мы просидели вместе еще час. Она поинтересовалась, как я провел время у Маргареты, и я ответил, что мне всегда приятно бывать у нее и что это единственная женщина, которой я могу откровенно пожаловаться на Лотту. Лотта не приняла это как шутку и с неуверенной улыбкой переспросила, действительно ли я хожу к ней только для того, чтобы поплакаться.
«Ну конечно, зачем же еще? Ведь жизнь с вами не назовешь сладкой. Однако мои жалобы всегда наталкиваются на одно и то же предположение Маргареты, что я, вероятно, просто без ума от вас, и на этом все заканчивается».
«Да, вот так бывает, когда твоя лучшая подруга — психиатр», — ответила она, и я заметил, что она слегка покраснела. В ее голосе звучали нотки любопытства, доставлявшие мне удовольствие, которое я желал растянуть. Я спросил ее, что же такого интересного она почерпнула из брачных танцев райских птиц, и она, с радостью сменив тему, воодушевленно принялась рассказывать о том, что увидела.
«Фильм был о птицах, обитающих в чащах Борнео или где-то в тех местах. Какой-то достойный англичанин крадется со своим биноклем по лесу — довольно комичное зрелище, надо отметить, потому что за ним, конечно, следует его съемочная группа, которая время от времени фиксирует, как он, притаившись, на корточках наблюдает за птицами. Но дело не в нем, меня больше взволновала разница между пестрыми и серыми птицами. Райские птицы блистательны в своем великолепном оперении: ярко-желтые, красные, синие хвосты и хохолки. А рядом с ними — серые, как пепел, ничем не примечательные птички, без всяких прикрас, очень напоминающие заурядных уличных воробьев. Это — так называемые беседковые птицы, или шалашники. Речь о соблазне. У райских птиц есть все, чтобы щеголять направо и налево. Стоит им только расправить свои цветные оперенья, надуть и выпятить кричаще-желтую или ярко-красную грудь, немного покачаться на ветке, как незамедлительно подлетает самка, и цель достигнута. Все действо занимает минут пять. У беседковых птиц совсем по-другому. Большая часть жизни самца уходит на создание хитроумного сооружения. Прутик за прутиком притаскивает он, чтобы построить нечто красивое и добротное и стать таким образом неотразимым для своей возлюбленной. Самка выбирает его, потому что он может сделать что-то хорошее. Ему ничего не стоит воздвигнуть архитектурный шедевр наподобие китайской пагоды. Чтобы заманить самку, перед своей беседкой он складывает яркие цветы в одну кучку, черно-синие ягоды — в другую, а тяжелые желуди — в третью. Первое, о чем я подумала: каждый танец — есть танец токования, в том числе и у людей. Во-вторых, я поймала себя на мысли, что франтовство прекрасных птиц не вызвало во мне никаких эмоций, в то время как старательный труд их серых собратьев, их созидательное мастерство растрогали до глубины души. Искусство — это умилительное токование, — записала я, и дальше еще что-то о трагедии Мэрилин Монро.
