Я дралась так, как последний раз в жизни. Моя мать была самой сильной и смелой. Такое дано не всем. Я была смелой, но очень слабой. Меня загнали в клетку и забрали в больницу. Там я перестала быть смелой.
Те, кто ловил меня, были зелеными и сами пахли железом и дымом снарядов. Это казалось очень страшным и придавало мне сил и изворотливости. Те, кто принял меня после поимки, были белыми, даже когда снимали халат. Они были страшными на самом деле. Они сделали так, что я перестала сопротивляться.
Невозможно, чтобы я и они были одной крови.
Мучительно нелюди учиться быть человеком. Но человек не знает жалости. Они извратили меня так, что иногда теперь я сомневаюсь, кто я есть. Иногда. Редко.
Они делали меня себе подобной, обучая тысячам пустых вещей. Им нет объяснения в границах логики. Не быть голой. Глотать, подняв голову от пола. Пить через край. Двуногости. Идти, а не бежать. Не чесаться. Стыду естественных отправлений. Языку.
Когда я поняла, что хватит, и перестала есть, от голода меня посетило открытие. Пускай я еще помучаюсь. Но я освою их язык настолько, чтобы сказать четыре слова.
Я – собака. Отпустите меня.
Дрессированная собака их тоже не устроила. Я уже владела тысячей слов и свободно читала короткие книги, но по-прежнему не могла донести свою мысль. Не я, они объясняли мне, кто я есть и что со мной происходит. И пока их самих не устроит объяснение, меня не от- пустят.
Я живу уже очень, очень давно. Мне пятнадцать, потом шестнадцать… Если б это было дано моей матери!
Я все записываю. Пишу, потому что должна. Это требовалось для терапии, так им проще было следить, насколько я отклоняюсь. Я подчинилась. Отступила на шаг, чтоб отыграть два в реванше. Но детство прошло, и мой заученный урок теперь не нужен. Никто меня не читает. А я пишу и не способна это прекратить. Без бумаги я, верно, перестану дышать, захлебнувшись словами. Это – как долгий бег. И сил нет, но стоит сбавить шаг – и боль пронижет изнутри. Если враг – ты и есть, то пощады не будет.
С недавних пор я перестала сопротивляться и делаю то, что мне говорят. Дело в том, что если я все сделаю верно и меня признают неопасной, я смогу уйти. Осталось немного.
Мне страшно. Там задают вопросы…
