А здесь, в джунглях, цель была только одна и совсем нехитрая – остаться в живых. Мы с Уной шли не для того, чтобы прийти куда-то, а для того, чтобы отыскать пищу и воду. Чтобы жить. Это была совсем другая жизнь – очень простая. И с этой жизнью ко мне пришло понимание джунглей, того мира, от которого я теперь зависел. Я почувствовал нечто совсем новое для меня – родство с этим миром. Я больше не был здесь чужаком.
Я постепенно поверил, что джунгли и есть мой мир, что я теперь их часть, что тут я на своём месте. Жизненный ритм всех здешних обитателей стал моим ритмом. Я как будто двигался в едином потоке с ними со всеми – с ненавистными мне пиявками и с далёким таинственным орангутаном, который торжественно качался на высоких деревьях и ни капельки не походил на то маленькое перепуганное существо посреди выгоревшей пустоши из журнала. Я уже не сомневался, что орангутан следует за нами. Очень уж часто я замечал его в листве. И он смотрел на меня с узнаванием. Он за нами приглядывал, это точно. Ну и что? Орангутан или пиявка, змея или гиббон – какая разница? Теперь я был одним из них.
Вообще-то, я порядочно изменился. Меня, пожалуй, было и не узнать. Иногда во время рыбалки или питья я видел своё отражение. Мальчик, смотревший из воды, мало походил на мальчика, которого Уна унесла в джунгли много месяцев назад. От рубашки уже давным-давно ничего не осталось – в джунглях она быстро порвалась в клочья, и я её выкинул. Из одежды на мне были только истрёпанные шорты. Пуговицы от них поотлетали. Пришлось мне, чтобы не остаться без штанов, продеть в ременные петли вьющийся стебель и затянуть покрепче. Шорты я постоянно поддёргивал, но ничего, кое-как они всё же держались. Сам я превратился в сущее пугало. Волосы отросли до плеч, и теперь они уже были не как спелая пшеница – солнце высветлило их до белизны. И брови тоже. А кожа у меня стала ореховой – и от загара, и от грязи. Я был сам на себя не похож. И чувствовал себя не собой, а каким-то другим мальчиком.
Может, эта перемена и притупила наконец мою боль, осушила мои слёзы. Я начал верить, что вся моя жизнь до цунами – на самом деле не моя, а другого мальчика. Мальчика с белой кожей, который каждый день ходил в школу с Тонком, Бартом и Чарли, на каникулы ездил в Девон, водил дедушкин трактор, болел за «Челси», лакомился пирогами и чипсами перед матчем. И который потерял папу и маму. Это был другой мальчик, в другом времени, в другом мире. А я дикий мальчик из джунглей, у меня мозолистые руки и ступни жёсткие, как подмётки, и Уна – мой единственный друг и вся моя семья, а больше мне никто и не нужен. А ещё Уна – мой наставник. И она учит меня на своём примере. Постепенно я научился у неё справляться с жарой, и сыростью, и даже с насекомыми. Я стал вести себя с ними, как Уна. Не ругал их на чём свет стоит, не пугался их. Вместо этого я их пытался принять. Не так-то это оказалось легко, но я старался.
