Соль | страница 33
— По правде сказать, я, наверно, пойду, мне некогда.
Женщина снова кивнула, на этот раз с подозрительным видом. Они холодно простились, и Фанни бежала подальше от нее.
Альбен
Было условлено, что Альбен поедет за моряками в порт.
Случается, что владельцы бросают в портах суда. Чтобы получить контракты, они снижают цены на фрахт, экономят на страховке и содержании кораблей, не платят зарплату морякам и мухлюют с налогами. Когда профсоюз, явившись с ревизией, арестовывает корабль в порту и вскрывает нарушения, судовладельцы просто исчезают и бросают свой экипаж. Мужчина повесился в кубрике на борту торгового судна, стоявшего в порту больше трех недель, капитан которого испарился без следа, оставив два десятка матросов со всех концов земли без средств и документов на въезд в страну. От Гибралтара до Либерии, включая Камбоджу, три десятка стран свободны от регистрации, и в них не действует ни трудовое законодательство, ни контроль судов. Для этих людей, иногда моряков поневоле, плавание — надежда на бегство. Но в открытом море условия жизни приближаются к рабству: насилие, лишение пищи и воды, убийства и самоубийства, эпидемии из-за плохой гигиены… Кто возмутится, если человека выбросят за борт, когда в море погибают ежегодно две тысячи моряков во всем мире? Чтобы купить молчание людей, судовладельцы прибегают к черным спискам: достаточно внести туда имя, и моряк может быть уверен, что не найдет работы больше ни на одном судне. Хостел, на который работал Альбен, обеспечивал этим людям кров и пищу. Этот жест солидарности был инициативой благотворительных организаций, осуществлявших каждый день по нескольку ездок, чтобы моряки могли принять душ, позвонить родным, посидеть за столом в дружеской компании.
На стоянке хостела Альбен окинул взглядом простор раскинувшегося внизу моря, его метиленовую синь. Он вспомнил об Эмили, посмотрел на часы и подумал, что сейчас она просыпается. Он жалел, что не поднял близнецов с постели перед уходом, и надеялся, что жена проявит твердость: он не любил, когда мальчики бездельничали в его отсутствие, и никогда не забывал дать им список поручений, проверяя вечером их выполнение. Альбен сел в мини-вэн и нашарил в бардачке пачку «мальборо». Откинулся на сиденье, включил прикуриватель, не сводя глаз с моря. Глубоко затянулся, вздрогнул и чуть опустил стекло. Картина траурного бдения, так отчетливо всплывшая в памяти сегодня утром, все еще не отпускала его. Смерть деда обозначила начало перемен, или, по крайней мере, Альбен осознал непроницаемость отца, тайну, которой тот окружил себя в месяцы, последовавшие за этим уходом. О дедушке у него сохранилось лишь смутное воспоминание. Помнились несколько вечеров в семейном кругу в доме, где он жил, в Пуэнт-Курте. Живописный вид этого рыбацкого квартала, беленые фасады, развешенные на заборах сети, лазурные лодки остались в его памяти связанными с пращуром. Альбен помнил журчание воды, которая поступала по трубе в кран во дворе, и ее железистый привкус. Щенят, которых родила бродячая сука под старой шиной в рыбачьей хижине; запах крови и резины и взгляд собаки со смесью опаски и благодарности, когда они подняли одного из щенков, влажных от слюны и утробной жидкости. В тот день, вспомнилось ему, Арман велел им утопить помет. Он увидел, как перешагивает железную ограду садика и прут решетки вонзается ему в ногу. Кровь была густая и черная, Альбен завороженно смотрел, как она стекает по ноге, и хотел, чтобы этот шрам остался у него навсегда. Что еще осталось от деда — картошка в чулане под лестницей, в запахах кожи и ваксы. Окошко туалета, выходившее в темноту гаража, — Альбену трудно было помочиться, когда он не мог отвести глаз от этой черной дыры, ожидая, что из нее вот-вот появится оборотень. Он вспомнил, что старик умывался перед каждой едой, обрызгивал водой лицо и голову, намыливал руки до локтей, потом церемонно зачесывал волосы назад и только после этого молча садился за стол. Наконец, Альбен не забыл звук его шагов, шарканье подошвы из-за хромой ноги, неровный ритм. Он ничего толком не знал о его прошлом итальянского иммигранта, о пути через Альпы, который всегда витал над историей Армана, как некая мифологическая эпопея, известная им лишь в общих чертах, ибо отец всегда отмалчивался на их любопытстве. Это наследство изгнания постепенно таяло в них.