Дом получился, хоть и небольшой, зато крепкий и теплый. Днем в самую жару в нем было прохладно, а зимой большая русская печь, стоявшая в самой середине дома, жарко разогревала три небольших комнатки, прилепившиеся к ней с трех сторон, примешивая к теплому печкиному духу аромат дерева, глины, известки и трав, хранившихся бабушкой на печкиной же спине, в ногах у спящих дочек. Иногда в доме было так жарко, что открывали дверь на небольшую терраску, служившею одновременно и кухней, поскольку в углу стояла старенькая газовая плита, а по всем стенам — развешены дары украинской земли, начиная от лука и чеснока и кончая баклажанами и перцем. Нужно сказать, что во всех комнатах были двойные рамы, которые закладывали зимой ватой, а летом, при постоянно закрытых ставнях в дневное, самое знойное время, на Украине говорят — в «пекло», в доме было прохладно, тихо (так как все сидели под шелковицей) и даже таинственно. Эту таинственность придавала большая потрескавшаяся копия картины художника Куинджи «Ночь на Днепре» (кажется так называется). Не знаю, как она попала в этот дом, но темная, почти черная по колориту картина, едва заметный под бледной луной Днепр, пугали меня. Мне казалось, что и комната наполнена этим призрачным светом луны, и я бежал из дома во двор, полный солнцем, в самое «пекло».
Вот что запомнилось мне о хате и дворе во время моих нечастых каникул на Далекую улицу, 28. А нужно было это знать моему читателю, чтоб провести его дальше по узкой тропе воспоминаний моего украинского детства.
Двадцать лет спустя Другая Украина
Итак, путь мой лежал в славный город Херсон, и добираться до него я должен был по Днепру на «Ракете». Этот вариант, наиболее красивый, я выбрал сам. Херсон, город овеянный боевой славой, заложенный Григорием Потемкиным, манил мое воображение. Плыть до Херсона на «Ракете» тоже манило мое воображение. А теперь представим всю несостоятельность этой идеи. И плыл бы я до славного города Херсона и плыл… пока не уперся бы в берег турецкий. Мало того, что я перепугал бы всех турчанок, стирающих мужнины панталоны, привел бы в шок отдыхающих на берегу туристов и аборигенов, — но вдобавок вызвал бы мировой скандал, нарушив международные границы и не поставив в известность об официальном визите турецкого премьер-министра. В реальности существовал авиарейс Днепропетровск — Херсон, на который мне и взяли билет. Так как улетал я рано утром, с Женей мы простились накануне вечером, обменявшись звонками. Она очень оживилась, узнав, что из Херсона мои гастроли продолжатся в прикарпатской Украине, и начнутся они с совсем мне неизвестного города Станислава. Конечно, неизвестного. Откуда мне — «малограмотному» гастролеру, было знать, что в 1962 году Станислав был переименован в Ивано-Франковск. Говорила Женя умоляюще о том, что давно мечтала побывать в прикарпатских городах и если бы не англичане, к которым она приставлена… Но есть у нее одна слабая надежда на недельку от них избавиться и тогда она меня встретит в Станиславе, она уж узнает, как до него добраться.
