Прижав крепким пальцем штору к подоконнику, он запер ее затем на замок.
А Рамазан пробирался через узенькие Каменистые и Персидские переулки, через глинобитные кварталы, путанно вьющиеся вокруг холмов, мимо темных двориков и старинных мечетей. Люди здесь были еще более любопытны, чем на Балаханской. Они заметили, что у бегущего спрятан под курткой какой-то предмет.
- Никак не пойму, что за предмет! - с досадой проговорила старая женщина, одетая в черное, как все старые женщины этого района Баку. - Эй, дорогой, скажи, пожалуйста, что ты там прячешь под курткой?
Рамазан ей не ответил; он задержался только на улице Мирзы Фатали. Здесь Рамазан разыскал богатый каменный дом, очень хороший дом, потому что над входом рука умелого мастера высекла из мрамора виноградные листья. Их хотелось всегда потрогать рукой. Приподнявшись, Рамазан и сейчас коснулся рукой их затейливой красоты. Потом он постучал в окно.
- Кого тебе? - крикнуло несколько голосов.
В хорошем, с виноградными листьями, доме жило много народу. На любой звонок или стук отзывался весь дом.
- Зовите Мамеда Али.
Но Мамеда Али как раз не было дома, Рамазан задумался, затем важно произнес, оглядывая всех жильцов поочередно:
- Скажите Мамеду Али так: завтра вечером его ждет в своем доме Рамазан Алиев! Скажите так: у Рамазана Алиева будет плов.
- Так и скажем, - пообещали жильцы, осматривая со всех сторон оттопыренную куртку Алиева.
Когда-то шумная и даже скандальная Крайнекривая улица была сейчас тиха. Приезжий из Ганджи или Шамхора подумал бы, что такая тишина стояла на ней всегда, словно тут и не дрались никогда, не орали на все голоса. Теперь не поверят, что Миранса не выпускала сына на улицу одного. Сама отводила в школу, сама приходила за ним к вечеру. Из-за того, что улица была в старину драчливой, детские годы Рамазана были не веселыми, как нужно, годами, а скучными. Одни сестрицы играли с ним - Гюльназ, Наргиз и Асмет. С тех пор они командуют над ним - не каждая в отдельности, а втроем: не одолеешь.
Дома Рамазана ждала вся семья. Дверь открыла сестра Асмет, а за ее спиной стояли и другие сестрицы. Асмет строго спросила, почему он долго не приходил. И Гюльназ сказала то же самое, и Наргиз:
- Отчего не пришел два часа назад?
Мать ничего не спросила, только обратила к сыну свои слезящиеся, красные глаза. Она была очень стара, ей почти девяносто лет. Она давно не вставала с постели. Ее молчаливый взгляд значил для Рамазана много больше, чем вопросы сестер. Мать ждала новостей, но не торопила сына. Когда отец пошел навстречу Рамазану, ласково отстраняя дочерей, Миранса и его удержала от вопросов.
