— Надо кое-куда заехать.
— Кое-куда или кое к кому?
— Ценю твою неизбывную веру в меня.
Я смотрю в окно и замечаю в небе птичий клин: гуси с попутным ветром летят на юг.
— Дело не в тебе, Филипп. Так устроено человечество.
— Ой, сейчас расплачусь.
— Ладно, высади меня у Келтона.
— На каток собрался?
— Ага.
Он смотрит на меня искоса:
— Правда, что ли? Кататься?
— Сделать кое-что надо.
— Кое с кем? — уточняет Филипп.
Затем он, без предупреждения, выворачивает руль влево и пересекает двойную сплошную, чтобы обогнать идущий впереди фургончик. На миг мы остаемся один на один с потоком встречных машин и хрупкостью собственной жизни. Секунду спустя он ныряет обратно и тут же, на перекрестке, сдает влево, резко, на двух колесах, так что меня по инерции вжимает в дверцу.
— Филипп! Что ты творишь?
Сцепление у «порше» фантастическое: после всех этих виражей мы лишь набираем скорость и несемся по улице под гудки разгневанных водителей, которых мы только что едва не убили.
Филипп вздыхает.
— Ездить на «порше» — это как секс с моделью, — со знанием дела говорит он. — Обертка глянцевая, а внутри все как обычно.
12:20
Пенни скользит под музыку Хью Льюиса и его группы The News, выписывает круги и заднюю дорожку, прыгает, вращается; ее коньки, шурша и взбивая белую крошку, режут лед. На Пенни черные легинсы и поношенная серая толстовка с капюшоном, волосы забраны под черную лыжную шапочку. Она двигается грациозно и уверенно, щеки чуть порозовели; меня она пока не заметила. А я, дрожа от холода, сижу в одной рубашке на нижнем сиденье трибуны и заново, пусть ненадолго, влюбляюсь в Пенни. Что это, крошка, если не любовь?.. На смену Хью Льюису приходит The Dream Academy — «Любовь в городке на севере». Господи, ну почему на катках вечно крутят музыку восьмидесятых?
Набрав скорость, Пенни делает полукруг задом, задрав ногу выше головы и удерживая конек рукой. И тут взгляд ее, скользнув по трибунам, случайно останавливается на мне. От неожиданности она теряет равновесие и падает — попой на лед. Я выбегаю к ней через открытую неподалеку дверцу, но она уже поднялась и отряхивает штаны от белого ледяного налета.
— Не сильно ушиблась?
— Ты меня напугал.
— Я не хотел… прости.
— На лед нельзя без коньков, запрещено.
— Да, конечно. — Я отступаю за дверцу, на резиновый коврик.
Пенни подкатывает к бортику и смотрит на меня в упор — долго, оценивающе. Потом извлекает из кармана ключ на цепочке.
— В отделе проката есть хоккейные коньки. Возьми себе пару и выходи на лед.
