— Попробуйте еще, Владимир, — подсел Жан-Поль. — Я как раз хотел сказать тебе, — он переходил от «ты» к «вы» со скоростью Али, посылающего прямой короткий после обводного крюка, — что завтра мы бы хотели… Я бы хотел!
— Диктатор! — шутливо завопил Стикс.
— Ну, так вот, — посмеявшись, продолжил Жан-Поль, — я бы хотел, чтобы ты завтра побывал в доме для престарелых… это совсем рядом, городок покидать не придется!
— Будут читать Алан, Этьен и Ева, — кольнул он меня именем, словно копьем с флажком.
— А что мне придется делать? — приподнял я щит.
— Просто улыбайтесь старикам… — сказал Жан-Поль, прекративший на время жевать.
— Отдыхайте и наслаждайтесь тенью у фонтана, где мы поставим ваше кресло, — добавил он.
Я клятвенно обещал присутствовать на чтениях в полдень — мне еще раз гарантировали расположение моего трона в самом прохладном месте, — и проводил взглядом исчезнувшего в сгустившейся темноте Жан-Поля.
Откуда-то донесся голос немца.
— …Станете же вы возражать против того, что империя подавляла нас…
— Имперские центры дали нам возможность выбиться в люди, — парировал, не выдержав, словак.
Я в душе принес свои поздравления немецкому гостю. Надо хорошо постараться, чтобы заставить бывшего югослава поиграть за черно-желтые цвета Габсбургов. Но ситуация накалялась — словаки, как и все восточноевропейцы, отнеслись к спору чересчур уж всерьез и собирались его выиграть. Мне так не хотелось, чтобы очарование дней в Кербе — легких, непринужденных, волнующих и чем-то даже интимных — оказалось нарушено вторжениями из так называемой реальной жизни. Так что настал мой черед. Я встал и произнес получасовую шутливую речь о Пруссии и Бранденбурге, контрабанде и предательстве как специализации жителей Балканского региона, о крестовых походах, об особенностях прозы Монтеня и карнавальной культуре Европы. В какой-то момент я понял, что собрал вокруг нашего стола почти всех присутствующих — около сотни! — и я полностью удерживаю их внимание. Это меня лишь подзадорило.
— …настоящая же трагедия моя состоит вовсе не во вторжении немцев в Полабию, — ораторствовал я, — а в том, что я сейчас исчерпаю весь запас шуток, который тщательно приготовил за несколько недель до приезда сюда!
Постепенно улыбаться начал даже немец, а уж про словаков — успевших понять, dans laquelle embuscade ils ont tombé[103], — я и не говорю. На лицах их светилось облегчение.
— Никогда не принимайте желание европейцев поиграть за слабых за чистую монету, — сказал я, когда закончил под аплодисменты и публика разбрелась доедать ужин.
