— …Станешь чужим везде! — закончила чтения Эстер.
Раздались аплодисменты. На поляну выдвинулась группа молодежи в ярких одеждах. Очевидно, они олицетворяли собой агрессивную часть французского общества, сторонников «Национального Фронта». Они кричали и угрожающе размахивали руками в сторону беженцев. Неясный гул прервался четким криком одного из актеров.
— Нет! — крикнул он «беженцам».
— Нет! — закричали другие.
Паровоз дал сигнал. Наступила тишина. «Беженцы» сняли с себя рваные одежды, оказавшись такими же молодыми людьми, как и их «враги». Простенькое, немудреное представление показывало нам — на уровне «дважды два», — что мы ничем не отличаемся от беженцев и уже только поэтому стоит проявить к ним некоторое радушие. Я оглядел зрителей. Впечатлены оказались все, за исключением меня, словенцев и босняка. Четверо бродяг, беженцев, жители трижды разрушенных стран, мы сами слишком часто оказывались на месте беженцев. Мы могли им сочувствовать, но не могли верить в искреннее стремление благополучных и сытых французов принять и понять Другого. Мы тоже Другие. Я взглянул на происходящее с вершины тополя, колеблемой ветром. В перспективе гигантского парка, разбитого еще в XIV веке, мы копошились кучкой пестрых муравьев. На холме кучка муравьев бросилась к другой, и все начали обниматься. Сигнал паровоза. Аплодисменты. Еще порция аплодисментов. Ева, обхватив колени и чуть наклонившись вперед, зачарованно смотрела.
…Ко мне подошла француженка с мужем-канадцем. Тот оказался настолько умен, что покинул страну снегов и оленей 30 лет назад. Мы обсудили перспективы поездок во Вьетнам и Камбоджу, Турцию и Россию. Я сразу понял, к чему они клонят, и, как и положено порядочной шлюхе, постарался понравиться. Из всего, что я говорил, запомнил только «…раньше люди ехали, чтобы интегрироваться, теперь же привозят свою страну с собой». Они сразу взяли у меня автограф. Я отсоветовал им летать через аэропорт Ататюрка. Слишком много беженцев. Вы понимаете, о чем я?.. Их поистине французская практичность великолепным образом уживалась с готовностью восхититься перформансом в пользу беженцев… Они ушли, и я с облегчением обернулся к Еве, чтобы смотреть на свою королеву и пожирать ее взглядом всю. Пышную плоть, косточки, хрящики…
— Как вы находите перформанс, Владимир? — спросила она, не оборачиваясь.
— Pas mal, pas mal, — ответил я и выпалил вдруг: — А вообще не очень.
— Вам не понравились актеры? — спросила она.
