– Оба умственно отсталые, – не открывая глаз, добавила Таня. – Мужик – олигофрен в степени дебильности. Окончил спецшколу для дебилов. Мать – такая же. Специнтернат для умственно отсталых. Мужик работает в продуктовом магазине грузчиком, она нигде не работает. У них там притон – бомжи собираются, выпивают. Ему нальют, он вырубится, а ее дрючат, как хотят. Вот и рожает, тварь! Ну почему таких не стерилизуют?! Нормальные, хорошие люди не могут иметь детей, не получается, а эта тварь рожает, как крыса!
Мне почудилось или в голосе Тани на самом деле послышались нотки боли? Ой-ой… она же замужем уже два года! Муж где-то во вневедомственной охране служит. А детей-то и нет!
– И дети будут такие же дебилы, – зло бросила Таня, сжав маленькие кулачки. – И будут плодиться и размножаться! Юлия Арнольдовна, ну почему их нельзя стерилизовать? Ведь есть какое-то на этот счет правило!
– Нет никакого… – устало вздохнула Юлия Арнольдовна, – мы же не Гитлер, в самом-то деле. И не Америка. Это там вроде стерилизуют насильников и всякую такую мразь. Да и то… только слухи.
– Стрелять надо гадов! – зло бросил водитель дежурки Митька Косухин, разбитной сержант, который вечно торчал под своим древним аппаратом, приводя его в боевую готовность. – Просто расстреливать на месте, и все!
Юлия Арнольдовна покосилась на неожиданного участника беседы и ничего не сказала. Вздохнула, ее пышный бюст приподнялся, чем вызвал живой интерес Косухина, и отвернулась к окну, из которого веяло «свежим» воздухом городской улицы, напоенным гарью, пылью и запахом мочи, щедро вылитой на мостовую экономными жителями частных домов (яма-то быстро заполняется! Где денег напасешься на ассенизаторов?! Чай, не буржуи!).
Дальше мы ехали в молчании, если не считать коротких руководящих реплик Тани, направляющих «уазик» по верному пути.
Впрочем, ехали мы совсем недолго – минут пятнадцать, это максимум. Когда «уазик», скрипя сочленениями, остановился возле серо-коричневого, побитого всеми ветрами двухэтажного дома, обитого дранкой и покрытого листами шифера, было еще около половины десятого утра. Уже когда мы оказались на Береговом проезде, я засомневался, что хозяева квартиры будут на месте, – Таня ведь сказала, что муж работает грузчиком, так что мог быть и на работе. Но она успокоила, сказав, что звонила в магазин, – нужный нам кадр должен быть на месте, в берлоге.
Да, именно берлога. Щелястая дощатая дверь, настолько низкая, что войти можно только согнувшись, будто кланяясь обитателям этого притона. Самый настоящий притон, никакой квартирой тут и не пахло.
