— Заступница, оборони. И была услышана: скрипнула дверь в сенях. Легко, словно бабочка летняя, в комнату впорхнула Юлия. Оперлась о дверной проём, обхватила ладошками горящее личико. Глаза сияют, что яхонты.
Улыбается чему-то. Жива! Тётушка грузно поднялась с колен, подошла ближе, сгребла в охапку, прижала к высокой груди.
— Дура! Ой, дура! — заговорила взволнованно. — Я чуть с ума не спрыгнула, когда пришла тебя к обеду звать, а там только альбом твой да карандаши разбросаны. А ты вот, целёхонька! Счастье-то какое! И зарыдала в голос.
— Простите, тётя! — Юлия тоже расплакалась, обнимая в ответ. — Я и сама уж не чаяла, что вернусь… В лесу заплутала! Мирта отстранилась, посмотрела грозно.
— Что за черти тебя вообще туда понесли? Хотелось поколотить глупую. Да как бить, родную кровинку-то?
— Ветер, — шмыгнув веснушчатым носиком, проговорила Юлия. — Шляпу.
— А ты удумала в лес идти — будто у себя в городе по бульвару гулять! Да ещё и расплатланная, как лярва последняя! Что за волки тебя драли? — Мирта придирчиво оглядела племянницу. — Вся в лохмотьях!
— Никто меня не трогал, — примиряюще сказала Юлия, присаживаясь к столу. Взяла с вазочки яблоко, хрустко впилась в румяный бок. — Раненного встретила. Порвала подол на бинты.
— Какого раненного? — вкрадчиво поинтересовалась Мирта. А сердце ёкнуло от дурного предчувствия.
— Военного, — проговорила Юлия, и щёки её снова зарделись. — Волосы ёжиком, серые. А глаза — как у хищника… Тётушке совсем не нравились эти романтические бредни племянницы.
Прежде и на самых пригожих парней фыркала, а это не пойми о ком рассуждает, как зачарованная.
— И что же это за гусь такой? Не слышала я ни о каких частях в нашей округе.
— Не знаю. Форма такая странная — звание не определишь, никаких звёзд на погонах. И других знаков отличия. А на рукаве — оса и «вэ» латинская. Тут Мирта и села, ойкнув. Вот она беда — отворяй ворота. Хотя этой и отворять не надо, сама явится. Должно быть это она, Мирта, всю богородичную благодать на свою Юльку-то и перетянула. А девка неумная, горе навлекла. Ей Богу, коли утрясётся всё и минует, ох Мирта и взгреет её. Раз сестра распустила. И, грозно взглянув на племянницу из-под густых бровей, промолвила:
— Он тебе ничего не делал?
— Нет, — мотнула головой Юлия и пролепетала испуганно: — Он вообще такой скромный, вежливый. Проводил меня.
— Куда проводил? — Мирту начинало потряхивать от ужаса.
— До околицы. Я его к нам на чай звала — отказался: мол, в назад скорее надо. Мирта едва сдержала себя, чтобы не стегануть по щеке наотмашь.
