Будь я человеком, упала бы на его тело, и рыдала с причитаниями. Но я — фея, я рождена вершить волшебство и творить чудеса. А сейчас мне и нужно-то всего одно маленькое чудо.
Размазываю слёзы, проглатываю ершистый комок и, наклоняясь к нему, шепчу:
— Любимый мой, хороший, очнись.
Целую в твёрдые холодные губы.
Напряжённо прислушиваюсь к дыханию.
Жду, прижав к груди, где бешено колотится сердце, сжатую в кулак ладонь.
Увы, он не приходит в себя…
Мне кажется, мир летит в тартарары, а жизнь моя — мотается назад, к той ночи, когда я впервые увидела луну. Ещё минута — он не очнётся — и от меня останется лишь сверкающая пыль…
— Пожалуйста, пожалуйста, — молю.
Слёзы предательски катятся и капают на возлюбленного.
Ничего не происходит.
Сегодня мне не удаётся чудо.
Тишина такая, что слышу мерное биение его ещё живого сердца и дыхание стоящих вокруг людей.
Но кому-то, как назло, похорошело, и поэтому этот кто-то изволит возмущаться:
— Да что вы себе позволяете, развратница! Здесь же студенты!
Поворачиваюсь, а он стоит чёрной скалой, руки сложил. Морда зелёная и недовольная, наверное, от зависти, что не его ласкаю.
— Здесь свадьба, — поправляю я, поднимаясь с колен, — а значит, торжество любви и единения сердец. Впрочем, вам не понять.
Хмурус фыркает, как разъярённый ёжик.
— И всё-таки я бы потребовал соблюдения норм приличия в присутствии преподавательского состава и студентов.
Делаю вежливый реверанс.
— Простите великодушно за то, что пыталась спасти человека, который только что рисковал жизнью ради всех нас.
Но Хмурус непоколебим, он сводит брови к переносице и цинично хмыкает:
— Ещё надо разобраться, что этот ваш благодетель, — он размыкает руки, чтобы пальцами закавычить последнее слово, — делает в моей академии.
Я вспоминаю картину, когда Хмурус маршировал по коридорам подобно заводной кукле, давлю смешок и отвечаю в тон ему:
— Это нужно разобраться, что вы делаете на месте ректора, если не знаете о кудеснике и целом логове крысоров.
Хихиканье, вызванное первой фразой, тут же сменяется испуганными вздохами, когда звучит вторая.
Хмурус буквально вспыхивает от ярости, почти, как давеча Иолара, только менее разрушительно. Будь он в силах, крикнул бы мне в лицо: «Вы уволены», но сейчас это не в его компетенции. Поэтому он лишь удаляется с видом оскорблённой невинности, бросив напоследок:
— Сведения о том, что вы дерзите начальству, я занесу в вашу характеристику и подошью к личному делу.
Как вам будет угодно, ваше зеленейшество, так и крутится на языке, но сказать не успеваю: появляются санитары — подчинённые призрака в белом халате — и начинают укладывать кудесника на носилки.
