Ведь, говорили, папа стал таким в тот день, когда она родилась.
Он ждал сына, чтобы передать свой дар.
А родилась дочь.
Поэтому Лидия всегда изо всех сил старалась быть хорошей. Всегда помогала по дому, сколько могла в своём возрасте, вежливо отвечала старшим, никогда не обижала младших, старалась отогреть и накормить несчастных и обиженных.
Хорошая добрая девочка.
Сердобольные соседки звали её рыжим солнышком и норовили угостить крендельком или леденцом.
У Лидии были все основания, чтобы к ней пришла фея.
Девочка ждала крылатую вестницу волшебства, даже к пирогу не прикоснулась. Зажмуривала глаза, надеясь, что, открыв их, обязательно узрит фею. Но та так и не появилась.
Лидия проплакала всю ночь, а наутро вышла к столу строгой и повзрослевшей.
— Фей не существует, — сказала она тогда, едва отхлебнув ложку гречневой каши на молоке. — И больше не читай мне сказки.
Но женщина упрямо пыталась вновь и вновь. В результате и получила сегодняшнюю вспышку.
— … Нельзя так, — мягко говорит женщина. — Книги не виноваты. И ты не виновата. Отец твой серьёзно болен. Но он поправится. Нужно просто верить.
— Снова врёшь! — девочка соскакивает с кровати, сжимает кулачки, рыжие брови смешно хмурятся, а в больших серых глазах набухают слёзы. — Верить, верить, верить! Заладила! Не хочу ни во что больше верить. Всё неправда!
— Деточка, — разводит руками женщина, совсем истратившая аргументы и не знающая, что теперь делать, — нельзя так. Нельзя.
— А врать можно?
Женщина ранено улыбается.
— Я лишь хотела, как лучше. Чтобы у тебя было детство. Как у всех.
— Но я ведь не все, да? Я не оправдала ожиданий. У меня нет фантазии? Так? Почему ты молчишь? — Лидия кричит, захлёбываясь рыданиями.
И женщина не понимает, как утешить её.
Только и повторяет мысленно: «Ах, Христиан, Христиан. Как ты мог бросить меня?»
А Лидия, меж тем, бледнеет, волосы её — задорные кудряшки — распрямляются и чернеют, словно испачкались в саже. Лицо заостряется и становится злым.
— Я ненавижу тебя, старая врунья, — говорит преобразившаяся вдруг малышка и тянет руки к ножу для разрезания страниц. — Ты хотела сделать как лучше, а украла моё детство. Мою веру в сказки. Ты насмехалась надо мной.
— Что ты, доченька, — испугано бормочет женщина, отодвигаясь по кровати к стене, — я всегда старалась тебя уберечь от всего плохого.
— Снова врёшь! — девочка берёт нож и плотно сжимает костяную рукоять. — Ты не хотела, чтобы проснулась моя сила. Мой истинный дар. Подарок моей крёстной. Так ведь?
