Это точно.
Насколько я знаю невест, с ней сейчас должно твориться что-нибудь слезливое и сентиментальное. Поэтому спешу на выручку и не ошибаюсь.
Злобинда сидит на кушетке, растрёпанная и несчастная, горестно плачет.
Присаживаюсь рядом, обнимаю:
— Что стряслось?
— Я уродливая!
— Да ну? И давно ты это поняла?
— Давно! Зеркало всегда говорило мне правду. А сегодня — расстаралось.
У зеркала и впрямь морда, как у Мурчелло, который крема объелся.
— Кажется, — говорю, вставая, — у меня есть средство против вредных правдивых зеркал.
И, несмотря на вопли протеста со стороны зеркала, наколдовываю чёрное покрывало, полностью укутывающее болтливое стекло.
— А теперь, — возвращаюсь к Злобинде, — займёмся тобой. И посмотрим, что оно запоёт, когда закончим. Ты мне доверяешь?
Она совсем по-девчоночьи вытирает слёзы и кивает.
— Вот и славно, — подбадриваю я. — А теперь встань вот сюда, и приступим.
Когда я творю волшебство, которое мне особенно по душе, звучит музыка. И сегодня я в ударе.
На Злобинде струящееся платье из лунного серебра. Тёмные волосы забраны сеточкой, усыпанной горным хрусталём. Голову обнимает венок из белых лилий. Хрустальные туфельки подчёркивают изящество ножки.
Невесты, прошедшие через моё колдовство, всегда чудо как хороши. А уж для Злобинды я расстаралась на славу.
Сдёргиваю покрывало с зеркала, и стекло ахает:
— Вы прекрасны — спору нет…
Теперь моя подопечная серебристо смеётся. Больше ей не до слёз.
— Нам пора, — говорю. — Я не особенно знаю, что должна делать подружка невесты, но постараюсь быть лучшей.
Злобинда мотает головой:
— Тебе не надо стараться, ты уже лучшая.
И мы выходим в коридоры академии, которая, кажется, даже замирает в ожидании первого в своей жизни праздника.
У входа нас встречает Иолара, вся перепачканная мукой, но счастливая. Рядом с нею — мерцает и переливается беловатым светом дух. И хоть формы его расплывчаты и нечётки, можно определить, что тело, которое он покинул, принадлежало мужчине. Невысокому, лысоватому и полноватому.
— Отец? — удивлённо произносит Злобинда и едва не роняет букет.
Иолара выступает вперёд:
— Сестра, я позволила себе призвать дух отца. Решила, что тебе будет приятно увидеть его.
Злобинда поджимает губы, в глазах напухают слёзы, она кивает. Конечно, семейных объятий у них не выйдет. Но радость дочери, оттого, что к венцу её поведёт отец велика.
Дух тоже шмыгает носом.
— Как же ты выросла, девочка. Твоя мать гордилась бы тобой.
При упоминании о матери Злобинда почему-то сникает, Иолара делает беспомощные пасы руками, пытаясь спасти положение, внезапно ставшее неловким.
