И начинаются примерки, причёски, дефиле.
— Всё должно быть идеально! Идеально! — не устаёт повторять Злобинда и муштрует девочек так, словно тем не подружками невесты у неё на свадьбе красоваться, а важную шишку волшебного мира встречать…
Кстати, о шишках… Вернее, о белочках. С той ночи от Ляны никаких вестей. Уже начинаю переживать.
Да и о Мурчелло ничего неслышно. Уж не порвали ли его тогда крысоры?
Оставляю девушек на попечение Злобинды — в конце концов, это её свадьба, и ей решать, как всё должно выглядеть.
Бреду по коридору нашего учебного корпуса и неожиданно упираюсь в дверь. Дверь богато украшена резьбой. Витая ручка похожа на перегнутый древесный корень. Простой медный колокольчик никак не согласуется с такой роскошью.
Чувствую, как колотится сердце. Это оно подаёт мне тревожные сигналы. Но, глубоко вздохнув и повелев себе успокоиться, берусь за шнурок и дёргаю.
Разливается звонкая трель.
Дверь не открывается.
Не стоило ожидать.
Мне ведь говорили, что в этом крыле никто не живёт. Даже помещение под факультатив потому и выделили — основным занятиям не мешать.
Не солоно хлебавши, ухожу. Эх, не люблю не поддавшиеся мне двери.
Но сзади раздаётся шум, и низкий бархатистый голос доносится вслед:
— Айсель?
В его устах моё имя, данное мяв-куном, звучит особенно музыкально.
Я медленно поворачиваю голову, точно зная, кого увижу.
Но всё-таки невольно слетает с губ:
— Вы?
Мне хочется рвануть к нему, скрыться в его объятиях, утонуть в бездонных чёрных глазах.
— Да, я. И раз уж вы ко мне пришли, прошу, — он легко кланяется и пропускает меня в свою комнату.
Просто и уютно. В сдержанных тёплых тонах.
В камине танцует огонь, заставляя корчиться в странной пляске и тени по стенам. В кресле лежит открытая книга. Пахнет какао.
— Присаживайтесь, — он указывает мне на другое кресло, откуда уютно сползает пушистый плед.
Кудесник протягивает мне чашку ароматного напитка.
А я смотрю на тонкие, немного узловатые пальцы, которые едва ли не соприкасаются с моими, когда он передаёт мне какао. Такие руки под стать музыканту и воину.
Когда кудесник двигается, с его одежды облетают листья. Они уже устилают ковром весь пол, придавая комнате вид романтичной заброшенности.
Мой знакомец садится напротив и пристально смотрит на меня:
— Удивлены, что я здесь? — спрашивает, наконец, сам то, что давно вертелось на языке.
Отпиваю несколько глотков, ставлю чашку на столик, тоже украшенный аппликацией из древесных срезов и листьев, и говорю:
