Конечно, нагнетаю и драматизирую, говорю со слезой в голосе, но ведь правду же, а поэт и Фея Стихов должны проникнуться и как можно быстрее. И они проникаются.
Анатоль хватает лист, макает перо в чернила и восклицает:
— Играй же, муза моя. Я сотворю песнь, подобной которой не ведал никто. Девы станут рыдать, читая её. Юноши захотят сражаться и совершать подвиги.
Я, правда, ждала несколько иного, но и это сойдёт.
Одним словом, пока работа у наших творческих натур кипит, я выхожу на балкон, тот самый, с которого Анатоль когда-то вызвал к музе. Лишь месяц прошёл, а столько всего уже случилось. Это вызывает горестную усмешку.
Вечереет.
Сверчки соревнуются в игре на скрипке, светлячки перемигиваются сигнальными огоньками между ветвей деревьев, цветы, закрывая на ночь венчики, тихонько напевают сами себе колыбельные.
Прикрываю глаза. Позволяю ветру ласкать моё, запрокинутое вверх лицо, путаться в волосах.
Немного зябко и хочется, чтобы кто-то сзади укрыл и спрятал в объятиях.
Кудесник…
А я ведь даже не знаю его имени.
Кто он? Откуда?
Мой таинственный возлюбленный, едва не погубивший меня.
Голос слышу не сразу. Поначалу он кажется просто шёпотом ветра, и, лишь вслушиваясь, различаю слова.
Иди ко мне.
Обволакивающе, тепло, лишая воли.
Иди ко мне.
С тоской, нежно, зовуще.
Иди ко мне.
Не могу сопротивляться.
Вспрыгиваю на парапет балкона и шагаю вперёд…
Сзади меня хватают поперёк талии и тащат вглубь комнаты. Отбиваюсь, кричу:
— Пусти, идиот. Меня звали!
Но Анатоль проявляет недюжинную силу и упрямство. Усаживает меня на диван, стискивает мои руки, чтобы я не брыкалась. Подбегает Мелоди, кидает в меня горсть пыльцы. И наваждение отпускает. Мотаю головой, будто хочу таким образом вытрясти остатки липкого шёпота, который всё ещё звучит и манит.
— Зов? — не спрашивает, а скорее констатирует Мелоди, с тревогой глядя на меня.
— Да, — киваю. Во рту пересохло так, что кажется, слова обдерут нёбо.
Понятливый Анатоль наливает воды и протягивает мне стакан. Пью жадно, а Мелоди, между тем, вещает:
— Это очень плохо, если ты слышала Зов. Стало быть, дни твои сочтены. И скоро ты, став золотистой пылью, присоединишься к сонму умерших сестёр.
От таких перспектив делается тоскливо. Но тосковать и умирать мне, как бы, ещё рановато: кто будет вытаскивать Сказочную страну из той ямы, куда она катится?
И тогда я рискую поспорить с предначертанным:
— А что если это лишь отголоски воздействия магии Чёрной Злобы? Ну… она воздействовала на кудесника… он — на меня… — кручу руками, показывая всю запутанность проблемы.
