Солнце было похоже на свежий срез ананаса. Остальное Валька видел впервые. Вернее — не видел. «Блин, куда все подевалось? А это еще шо за чучело?! Мент, што ли?»
На обочине дороги, в седых кустах, еще не отошедших от утренней изморози, безмолвно высился черный всадник. На ветру развевалась красная лента, повязанная на правой руке чуть ниже локтя. За его спиной грозно ощетинился колчан со стрелами. Длинное деревянное копье со стальным наконечником проткнуло грязно-серое брюхо низкого зимнего неба. Бронзово-зеленая трава, пересыпанная, словно солью, зернистым снегом, повсюду тихонько пела и завывала, как натянутая тетива. Или то, может быть, тишина звенела в Валькиных ушах?
С бесстрастной, чуть надменной печатью на челе всадник рассматривал Дьяченко. Казалось, он обнаружил в нем третий глаз и теперь пытается в него заглянуть. Боясь ступить шагу, Дьяченко беспокойно теребил шляпу. Всадник возник перед ним как из-под земли, когда он поднимал шляпу с пыльного асфальта… С асфальта ли? Валька помнил: от бара «Кэп» он побежал как угорелый за шляпой — наискосок к Ильинской церкви. Еще какая-то старушенция криво усмехнулась ему. Потом — бах! — в глазах сверкнуло, тут же потемнело, к горлу подступил внезапный спазм, как после чрезмерно выпитого… И все же откуда взялся этот мужик? Ну и глазища — как у волка! А вокруг никого, будто вымерло все. Целая улица сгинула, куда там — квартал! Пустая степь одна. Господи, как тихо! Вот как, оказывается, сходят с ума… А тот парень хоть бы хны — не шелохнется, сидит, точно кол, на своей мрачной коняке. Вооружен и выглядит очень реально. Сразу видно, чувствует себя здесь как дома. А степь-то какая — не пощадит никого, ни одну случайно заблудшую сюда душу. Господи, кто объяснит, что все это значит?!
На воине был высокий кожаный шлем, черная кольчуга и длинная темно-зеленая юбка. Темно-серый, под стать зимнему утру, жеребец нетерпеливо фыркал под седоком, красная лента угрожающе плескалась на ветру… Внезапно всадник припал к конской гриве и резким движением выбросил вперед руку — в следующий миг веревочная петля обожгла шею Дьяченко. Тот не успел по-настоящему испугаться, как страшный незнакомец притянул его к себе: по ледяной соленой траве, сквозь ломкие седые кусты — к пахнущему потом крупу коня. Одним сильным рывком незнакомец оторвал Дьяченко от земли и посадил позади себя. Конь недовольно переступил с ноги на ногу, почуяв дух чужого человека. Не снимая петли, крепко стиснувшей плечи Дьяченко, незнакомец, все так же молча, связал ему руки, а конец веревки привязал к своему поясу. У Вальки, казалось, одеревенел и язык, и сознание — он ни пискнуть не мог, ни признаться себе, что влип по-крупному.
