Современный кинематограф до боли напоминает советскую обувную фабрику. Главная цель: успеть скорей-скорей освоить выделенные финансы. Не освоишь — на будущий год лимиты урежут. И непрерывным конвейером плывут грубые, тяп-ляп скроенные, кособокие башмаки с отваливающимися подмётками (натужные комедии, нудные детективы, мелодрамы а-ля Золушка, с фанфарами разрекламированные ремейки-однодневки).
Ничего, что башмаки, пропылившись в сельмаге (фильмы, позорно провалившие прокат), вывезут на склад или отправят на соседнюю фабрику на утилизацию (положат на полку в лучшем случае. В худшем — насильно будут снова и снова навязчиво впихивать в сетку вещания).
Главное: план по выдаче на гора кино- и телепродукции выполнен и перевыполнен. Снова потекут денежки на кино-эрзац, кино-суррогат, кино-фальсификат. Денежки налогоплательщиков, между прочим. Наши денежки.
К счастью, есть фильмы — настолько цельные, тонкие, хрупкие — что они просто сразу рассыплются в хрустальную пыль, если к ним протянутся вездесущие лапы любителей хапнуть чужое.
Например, фильм «Доживём до понедельника». Он до сих пор жив, молод и свеж, даром что ему больше полувека. Он будто сгустился из оттепельного воздуха шестидесятых. Его не то, что не перекроишь, как те башмаки — до него не прикоснёшься, чтобы не напортить, не сломать. Ремейк «Доживём до понедельника»? Ха-ха. Процитирую героиню фильма: «Всё равно, что прикнопить к бумаге солнечного зайчика».
Не получится, господа: не до всего могут дотянуться ваши вездесущие шаловливые ручонки.
А вот тут приторможу свои эмоции. Потому что всё в мире относительно! Например, я прикипела к «Войне и миру» с Бондарчуком, Савельевой и Тихоновым — и даже слышать не хочу о других артистах и экранизациях. Я влюблена в Самойлову — Анну Каренину и не желаю никакой новой Карениной, даже в исполнении любимой Татьяны Друбич… Не смотрела, но осуждаю! Стоп-стоп.
Я была совсем маленькой, когда на бутылочно-толстых маленьких телевизионных экранах в 1967 году нервно заговорила, быстро, грациозно задвигалась Самойлова-Каренина.
Меня сажали к телевизору — приобщиться к классике. Именно такой я потом представляла себе героиню, читая роман: трепетную, как тот солнечный зайчик, с искорками в прищуренных глазах, с порхающей между глазами и губами улыбкой, с чуть вздёрнутым носиком.
А рядом смотрела «Анну Каренину» и помирала мама. Помирала от негодования, даже бегала валерьянку пить. Она физически не воспринимала Татьяну Самойлову в роли главной толстовской героини, прямо вся извелась и исплевалась. Она возмущалась, вскрикивала, ломала руки, елозила и подпрыгивала на стуле, ехидно передразнивала каждый её жест, движение, слово.
