- Это я, Маркус, - не сдавался я, - мы дошли до цели, здесь есть спасшиеся люди.
- Весь мир теперь погрузился во мрак… и огненные каверны зовут к себе души грешников. Ты не слышишь их голос, Марк? Не слышишь, как он зовет тебя? Его ворон уже выклевал моё сердце, но я не чувствую боли, потому как все мы уже давно мертвы. Не спи, Маркус, не спи. Не позволяй своему разуму погрузиться во тьму…
Я невольно вздрогнул, но постарался внешне не выказывать своё волнение, однако с трудом смог выдержать полный боли взгляд Тимбольда. В очередной раз мне приходилось видеть, как умирают мои знакомые, пусть даже и те, кого я знал лишь номинально. Их имена моментально уносит ветром памяти, и остается только пустота. Именно поэтому я не хотел больше видеться с Мелиссой, прекрасно осознавая последствия наших последующих встреч. Я буквально сходил с ума от этих мыслей, от этих видений и снов, от потерь и лишений, преследующих меня уже столько лет, что сам порой не осознавал, что реально, а что нет. Тимбольд продолжал говорить, но я уже не слушал его речей. Игнатий принимал его слова за бред, я же отлично понимал, что скрывается за этим. Понимал, но не хотел принимать как действительность, не хотел слушать голос умирающего, вещающий устами Пугала, не хотел вспоминать ворона с глазами-пуговицами, выклевывающего сердца своих жертв. Я отошел к стене и прислонился к холодному камню лбом, пытаясь отогнать навязчивые мысли, вызванные предсмертным бредом Тимбольда. Игнатий же будто и не замечал ни моего состояния, ни умирающего инквизитора, нервно продолжая колупать закрытые глаза декарха, в тщетной попытке открыть их.
- Этот будут жить, - Игнатий указал на Теола, лежащего без сознания, - шансов меньше, чем у того здоровяка, но ваши маски всё-таки немного помогли снизить отравляющие свойства дыма. К тому же, судя по всему, он использовал какой-то стимулятор, за счет которого его сердце всё еще продолжает биться. Будет очень долго болеть, но, надеюсь, жизнь того стоит.
- Позаботьтесь о них, мастре, о большем не прошу. А я должен идти.
Игнатий только тихо прикрыл глаза, пытаясь нащупать пульс у второго егеря, но безрезультатно. Фонарь лежал на спине и смотрел немигающим взглядом в потолок, но это зрелище уже не могло тронуть мою душу: слишком уж часто я наблюдал за подобным зрелищем.
- Прощайте, командор, - протянул мне руку на прощание Игнатий, снова приводя меня в неловкость этим странным западным обычаем.
