Рассекающий поле | страница 118
В сентябре, после месяца, проведенного в полном одиночестве – одиночестве, которое не позволило пропустить мимо ни одной ноты боли и пустоты, оставшихся от разлуки, – вернувшись в университетскую аудиторию с чувством, что он все-таки выжил, Сева узнал, что Кузьма в том же дефолтном августе бросился со своего восьмого этажа. После него не осталось ни одной строки.
– Объясни, откуда такое сильное желание увидеть Питер, – уже уверенно и даже не без некоторой требовательности спрашивал человек за рулем.
– А желание посмотреть – недостаточное основание?
– Все хотят что-нибудь посмотреть. Но не встают и не едут за две тысячи километров без денег.
– Какие-то деньги у меня есть.
– Сколько?
– На билет в один конец не хватит.
– Тогда не отвлекайся.
– Вы хотите развернутого ответа?
– Самого развернутого.
– Давайте я попробую… Начинать на самом деле можно с любого места. Иду я как-то лет в одиннадцать поздно вечером со свечкой и полотенцем в общий душ на первом этаже. Через весь первый этаж в нашем доме гостиничного типа тянулся длинный мощеный досками коридор, вдоль которого шли квартиры, а вверх – лестницы. Мы жили в среднем подъезде. С октября темнеет уже после шести вечера, и я брал с собой свечку, потому что в самом душевом помещении света никогда не было. Лампочек здесь даже не вкручивали – их сразу крали. Некоторые жильцы, правда, брали в душ, помимо полотенца и мыла, еще и лампочку, которая ввинчивалась только на время купания. Но я не доставал до патрона, поэтому брал свечу. На трех нижних этажах не было света, а в коридоре, ведущем к душу, свет горел только над дверью в одну из квартир. Там круглосуточно продавали самогон. Бизнес вела хозяйка, находившаяся под охраной двух взрослых сыновей. Отец семейства пил и частенько валялся во дворе. Слабая лампа над их дверью выхватывала небольшой полукруг коридора. На свет идти было хорошо, длинные доски упруго прогибались при ходьбе, но когда источник света оказывался за спиной, накатывала чернота. Казалось, что коридор мгновенно становился значительно шире, и на пути в душ можно было легко потеряться, сбиться с пути. Однажды, когда я шел по этому коридору, я увидел приоткрытую дверь в одну из квартир. Из нее несло желтым, как испитой чай, электрическим светом, который как бы оставался в квартире и ничего не освещал в темном коридоре. «Да когда ты уже сдохнешь! – внезапно прямо за дверью произнес усталый женский голос. – Как ты мне надоел…» – «Подожди, немного осталось», – отвечал из глубины раздраженный трескучий старик. «Ты все обещаешь…» Они, эти безымянные голоса, очень точно выразили суть тех отношений, которые я потом встречал повсеместно. А потом я дохожу до третьего подъезда – и раздается вынимающий душу и выплевывающий легкие резкий мокрый кашель, звук которого наполняет всю бесконечную ночь. В частном квартале начинают лаять собаки, подхватывая голоса друг друга. Такой вот исходный образ.