Нужно мне вернуться, чтобы выполнить эту муку во всей её продолжительности, во всей её убогой продолжительности; нужно, чтобы я продолжал созерцать. Я теряю своё время в пространстве всего мира. Я возвращаюсь к той самой комнате, которая раскрывается как некое существо.
*
Я пропустил два пустых дня, когда смотрел, ничего не видя. Я наспех возобновил свои дела, и мне без труда удалось получить несколько новых дней передышки, чтобы я снова смог заставить себя забыться.
Я оставался среди этих стен, лихорадочно спокойный, и ничем не занятый как узник. Я ходил по моей комнате большую часть дня, притягиваемый отверстием в стене, больше не осмеливаясь от него удалиться.
Проходили долгие часы; и вечером я был доведён до изнеможения моей неустанной надеждой.
Ночью второго дня я вдруг проснулся. С содроганием я обнаружил себя вне узкого убежища в виде моей кровати; в моей комнате было холодно как на улице. Я вознёсся по стене, которая, под моими дрожащими руками, оказалась мёртвой и леденящей.
Я посмотрел. Отсвет луны проникал в соседнюю комнату, где, в отличие от моей комнаты, ставни не были закрыты. Я продолжал стоять на том же месте, ещё пропитанный сном, гипнотизированный этой голубоватой атмосферой, чётко воспринимающий лишь царящий холод… Ничего… Я ощущал себя таким же одиноким, как кто-либо молящийся.
Потом разразилась гроза, собиравшаяся с конца дня. Падали капли, низвергались порывы ветра, резкие и с длительными промежутками. Удары грома раскалывали небо.
Через минуту дождь усилился; ветер дул слабее и постоянно. Луна спряталась за тучами. Вокруг меня была полная темнота.
Заслонка камина дрожала, потом замолкла. И, не зная, почему я проснулся и почему оказался здесь, я всю ночь оставался в этой нескончаемой тьме, в этом мире, который был передо мной как стена.
*
Тогда, в тёмном пространстве, проскользнул лёгкий шум…
Вероятно, какой-то отдалённый шум бури. Нет… совсем близкий шёпот; шёпот или звук шагов.
Кто-то… кто-то был там… Наконец! он не ошибся, инстинкт, который вырвал меня из объятий моей кровати. Я безнадёжно напряг зрение; но темнота была непроницаемой. Окно едва голубело в плотной глубине, и я даже не ведал, была ли это она и не я ли её создавал.
*
Шум, немного более продолжительный, снова стал слышен…
Шаги — да, шаги… Он ходил — дыхание, передвигание предметов, непонятные, неразборчивые звуки, прерываемые тишиной, которые казались мне бессмысленными.
Через мгновение я засомневался… Я спрашивал себя, не была ли это шумовая галлюцинация, созданная ударами моего сердца.
