Мифы о Хельвиге | страница 36



будущих костров очертания.
Были наши клятвы подписаны
кровью черною и багровою.
Знак моей любви к черту лысому
ты на сердце мне выжег подковою.
Я детей некрещеных под праздники
вырывала по заброшенным кладбищам.
Некрещеные – они незаразные:
Так готовила я пищу товарищам.
Ибо сделал меня друг мой опытный
не Кибелою, не Дианою,
а простою бабой безропотной,
что всю жизнь была полупьяною.
Люди падшие, души грешные.
Вой волынки, заглушаемый танцами.
Не рожденные – не умершие,
все вы были лишь самозванцами.
Ты, непревзойденный в пророчествах,
под распятием перевернутым,
будь в моих глухих одиночествах
хомутом тугим, темным омутом.
Для тебя я жила, для дьявола,
стала жизнь моя дурною привычкою.
В черной нефти я голая плавала
с полыхающею со спичкою.
Не нуждаюсь на том свете в гарантиях.
вам не дамся я судьбою-загадкою.
Лишь бы десять мужиков в красных мантиях
растоптали самую гадкую.

Вода возвращается

Сыну Артемию

Вода возвращается. Лужи кишат мальком.
До лодки, оставленной на береговой мели,
идем вместе с сыном усталые босиком.
Вода забрала наши земли и корабли.
Меняется карта моей обжитой страны.
О чем, обреченно вздыхая, ворчал старик?
Луна умирает. Кануны смертей луны
вскрывают в змеиных норах живой родник.
Мы не воскуряли молитвы для Маниту,
не уповали на гордость подземных сил.
Есть кто-то другой, кто уверовал в правоту.
Мы не просили. Но он за нас попросил.
В наши родные озера пришла вода.
Любимый, сегодня ты выведешь к солнцу флот.
Душа замирает, услышав щелчок кнута,
В ударе весла возникает гусиный взлет.
Наш лагерь затоплен. Рябит водяная дрожь.
Кострище дымится, в проточной воде треща.
И в рыбьем глазу установлен тяжелый нож,
которым мой мальчик пришпилил к песку леща.
Хороший охотник. Я чувствую жесткий нрав
хозяина мира, внимательного игрока.
В руке его непокорность столетних трав,
как долго хранится в ладони его рука.
Звереныш, что ставит на каждом боку клеймо.
Он чертит волшебные метки на темном дне.
Он каждую рыбу читает, словно письмо.
И нашу судьбу выбирает в случайном сне.
Он помнит: еще недавно он был водой.
Всезнающей влагой, душою большой земли.
Он все еще связан с береговой чертой,
затерянной где-то в ночной мировой пыли.
Вода возвращается. Крепнет угрюмый дух.
Испуг истончается. Вот исчез без следа.
Свобода, что овладевает сердцами двух,
безмерно серьезней и яростней, чем беда.

Головы предков

Головы предков, высокие, как деревья, встречают солнце на Западных островах и черный свет его забирают себе, поскольку питаются им, а нам оставляют свет белый, который нам полезней и от которого вызревают наши всходы. И дождь расщепляет его на радугу, и глаза мудрецов взвешивают его как песок, и питьевой водой становится он, и молоком, и брагой. Потому что лишнее отнято у него, а лучший дар богов – это тот, что избавлен излишеств.