Тяжелой своей башкой разорви паутину.
Наш Угодник вчера еще был прохвост,
Каким каждый из нас был еще вчера.
Чернее чертей душа налилась черна.
И лопнула, словно сгнила скоба бочара…
Он, как ты, не разбрасывал рыбам звезд,
Не носил на судах связки литых якорей.
И кровавые звезды подвластных ему царей
Ярче крови твоих корост.
Не заводись, Хельвиг, ляг на спину.
Отыщи в сердце своем середину.
Он не водил нас за нос, как дикарей,
не забывал, как зовется открытая им страна,
не твердил, что за забором мир необъятен.
Ты – напрасный пророк, ты неприятен,
Хоть и правда любая сдалась тебе на хрена.
Ты без звезды останешься скоро. И без вина.
Ты будешь Хельгой своей под залог украден.
Не заводись, Хельвиг, ляг на спину.
Дожигай на ветру попутном свою лучину.
От зряшного солнца прикрой ладонью лицо.
А чтоб наступила ночь,
поверни на мизинце кольцо.
Их узоры стали грубы,
Будто чеканили их для рабов рабы.
Как быстро все навек изменилось:
Лица старушечьи глядят на меня
Вместо камней дорогих.
Постарели за ночь мои перстни:
Нет в них песни!
Больше своих пальцев я перстни эти любил,
В бою, сжимая клинок,
На свадьбе, с кубком тяжелым,
Выставлял их напоказ.
Теперь на руки свои гляжу как прокаженный,
Зрелищем пораженный.
Неужели познал я ромейскую красоту,
Изящество линий, ничего не значащих.
Что мне, перед мужчинами теперь красоваться?
Забыть звериный стиль?
Предать женщин, мне их даривших?
Или женщины эти вовсе слегли в могилы?
Постарели за ночь мои перстни:
Нет в них песни!
Никто не скажет мне, что случилось.
Убийством нельзя мне руки украсить.
Голыми стали мои пальцы,
Словно вода в колодце.
М. Шереметевой
Я пойду туда, где снег,
голубой, как глаза Богородицы,
прихваченный ледяною коркой,
выпуклый и равномерный,
царствует на полянах ночных.
И под тяжким хвойным крылом
мой оставленный дом,
в который я больше не верю,
живет и стареет вместе со мной,
так же как я, вымаливая прощенье.
Черные камни, обнажив холодные лбы,
ждут, когда мы заговорим с ними вслух,
будто нашли ответ на вопрос
нерукотворного времени.
Это страшно когда понимаешь,
что деревья, озеро, снег, небеса,
держащие мир в трудовых рукавицах,
видят тебя насквозь, и ни за грош
готовы продать твою душу.
Да, только туда и стоит идти,
чтобы приблизиться ко всему, что сильнее.
Оплетанье любовью имеет столько же прав,
сколько жажда возмездья, а узнать
имя чужого бога – уже победить.
