Странная мысль, подумала Лиза, к ее жизни точно неприложимая: неандертальцы ведь не история, да и Кан – какая это любовь?
– Чин майора был упразднен в русской армии в 1884 году, – фыркнул Тимур и пьяно расхохотался: – Екарный бабай! В истории он живет. Майор – в Первую мировую!
Но папа и тут сумел сблагодушествовать:
– «В русской армии» – это ты хорошо сказал! Мы говорили «в царской». Нас так приучили, – и зачем-то добавил: – Но извиняет нас это только отчасти.
И совсем уже нежно – о планах Тима на жизнь: лесное хозяйство, городское озеленение – это, конечно, достойно, но не хотел ли бы сын расширить свои горизонты, получив и высшее образование – например историческое, юридическое, экономическое – ради личного и карьерного роста? Я ведь вас собрал и для того еще, чтобы нам это вместе обговорить.
– Ха-ха, – почему-то сказала Лиза.
Но не денег же для Тимура ей было жаль? Тогда чего – папиного тепла?
Прилетевшая эсэмэска отвлекла ее на короткий миг.
«Аааааааааа, – писала Натуша, – есть первый транш!»
Лиза: ой! однокурсник?
А подруга: красавчег! пять грейдеров – влет!
Смайлик Лиза послать не успела. За столом затевалось странное. На Тимура напала охота покрыть папиных предков своими, козырными, сражавшимися с фашистами во время ВОВ, он несколько раз повторил это казенное ВОВ, и официант, скользивший мимо с подносом на растопыренных пальцах, испуганно обернулся.
Вова, подумала Лиза, ты уж нас извини.
Глаза Тимура нехорошо заискрили: пока Карманниковы, как тыловые крысы… На что папа, почти по слогам: конструктор завода транспортного машиностроения – не тыловая крыса! политзэк, писавший рапорты об отправке на фронт, – не тыловая крыса! А у Тимура от папиной бестревожности запрыгали губы и пальцы стали летать отдельно от рук: предка приплел, которого, может, не было, сибирскую язву, а сам что ты есть?.. Язва и есть на теле народа! жизни он меня учит!., ты служил? не-ет, ты баблос рубил и к матери от нечего делать под юбку лез… когда ее брат, позывной Звезда, в Афгане южные рубежи родины защищал! сидишь весь такой в шоколаде, а у него один глаз – стеклянный, в другом – сорок процентов! а родина, знаешь, сколько за верную службу платит – чисто чтобы не сдох!
Надо было что-то немедленно предпринять. Но сердце ткнулось под дых, достучалось до печени – тошнота была легкой, но неуютной. И все-таки Лиза сказала:
– А сам-то ты, друг и брат, шестого мая какие рубежи защищал – посредством асфальта?
