Гаянешка кричала из кухни:
– Слышал, да? Это он тебя пяточкой.
А Викентий опрометью пронесся к себе и резко захлопнул дверь. Так резко, что письмо унеслось к Ю-Ю без концовки, без обращения – вздорным оборвышем.
Это был странный вечер. Сумерки пахли липовым чаем. Желтые одуванчики, будто цыплята, жались к траве. Вдоль газона, видимо, на свидание бежала черная кошка в белых нарядных гольфах. На втором этаже в окне стоял годовалый малыш и лупил ладошками по стеклу, а кто-то невидимый, скрытый шторой, крепко его держал.
Возле ларька топталась обычная для субботы очередь из хмурых недогулявших людей. Тем нелепее прозвучало Лизино:
– У вас есть безалкогольное пиво?
Два парня, уже отходивших к третьему, дожидавшемуся их в некоторой трясучке, испуганно оглянулись. А дяденька-азиат в утробе ларька, будто лампочка, просиял:
– Кылассный девушка, сыкыромный девушка. Неалкогольная не перём. Кылиента не люпит! – И вместе со сдачей вложил ей в ладонь вязкий кубик конфеты. – Пей, гуляй, ишшо приходи!
Руку Лиза отдернула, видимо, слишком резко. Улыбнулась натужно, но широко, как упавший арбуз, – с ней что-то происходило в последнее время, но это было не так уж и важно; важно другое, но что? – и поскорее свернула за угол, подальше забросить конфету, открыть телефон и всю дорогу до дома искать в нем то, чего нет. Но зато обнаружить письмо от папы – про беспричинный разгон демонстрантов в преддверии инаугурации ВВП, что может свидетельствовать лишь об одном – о смене курса, читай, парадигмы… На асфальте в сгустившемся сумраке, не отличимые от упитанных гусениц, лежали, но словно бы и ползали, сережки берез. Всё могло оказаться иным. Смена курса – папиным глюком, исчезновение Сергиевича – неумелой попыткой флирта.
Это был очень странный вечер. Дома Лиза нашла Гаяне, всхлипывавшую перед компом. Она смотрела «Последнее танго в Париже», сморкалась в салфетку, ею же размазывала тушь вокруг глаз и, как будто губами, выпятив и взволнованно разомкнув, жадно ловила каждое слово. Вдруг обернулась:
– Это же я! – и, выхватив «Туборг» и с чпоком о ножку торшера его открыв: – Я и Нодарик. Мля!
А Марлон Брандо, словно у них тут без Лизы затеялся полный контакт:
– Ты и я будем встречаться здесь, не зная о том, что происходит снаружи…
А Гаяне:
– Черт, у меня в шесть утра такси. Ну почему, почему? Кармашка, короче, дай диск.
А Марлон:
– Потому что нам здесь не нужны имена, мы забудем всех, каждого, всё, что мы из себя представляем. Мы всё забудем!
