Тем временем санитары установили операционный стол с небольшим уклоном, так, чтобы кровь отхлынула от мозга. Хирургической сестре вручили миску с осколками костей.
— Они мне еще понадобятся, сестра, — предупредил Феллоуз.
Он собирался хотя бы частично восстановить череп. И снова спросил про давление. А давление было ни к черту, еще немного — и нижнее и верхнее сравняются, а это будет означать конец. Летальный исход.
Так и произошло. Тело пациента судорожно дернулось.
— О, Боже, — негромко произнес Феллоуз. — А на борту ни капли адреналина. Унесите его.
Где-то на судне находился ледник. Холодильник. Туда и отправляли таких пациентов. Там он и обретет свое пристанище до Египта в компании умерших от шока и внутренних и внешних кровоизлияний и кровопотерь. И это до тех пор, пока холодильник не набьют до отказа. А когда набьют, останутся лишь морские глубины.
Работа в операционной шла своим чередом. Санитары проворно отмыли поверхность стола мылом, ополоснули водой и протерли досуха. И тут же на нем оказался следующий. Рваная рана бедра, его так и принесли — с обломком какого-то штыря, примотанного тряпьем от бедра до самой стопы. Хотя по расширенным зрачкам было видно, что пациент уже успел вкусить морфия, он стонал, когда его укладывали на стол. Было видно, что он боится наркоза — едва вдохнув его пары, забеспокоился. Вообще, из оказавшихся в операционной многие проявляли упрямство, не то что в палате. Хирургическая сестра держала его за руку.
— Вы бы спели ему что-нибудь, сестра Фрейд, — пробормотал Феллоуз.
Фрейд своим проникновенным сопрано, вполне подходившим к обстановке, — испугавшийся наркоза солдатик, притороченный Бог знает чем к его ноге деревянный обломок, кровавая каша раны, которую предстояло обработать, — затянула гимн. Христианский гимн в исполнении еврейского сопрано.
И Он идет со мной, и Он говорит со мной
И Он говорит мне, что я Его
И мы разделяем радость…
Слова хоть и насквозь сентиментальные, но все же отчасти сулившие страдальцу грядущее не на небесах, а на земле, как и возможность ходить по ней на собственных ногах.
Секунду спустя Салли, склонившись к раненому, умиротворенному вокальным наркозом Фрейд, прошептала:
— Смирись и считай до десяти.
И приложила к его лицу маску. Было слышно, как солдатик браво начал считать в надежде дойти до десятки. Фрейд прервала пение и неподвижно застыла у столика с инструментами. Санитар убрал обломок, а хирургическая сестра, срезав остатки бинтов, швырнула их в ведро. Раны было две. Сквозь прорванную кожу торчал окровавленный обломок раздробленной пулей кости.
