— Слушаюсь, мой Повелитель, — сказал Мамаут. — Значит, как я понял, предыдущее указание отменяется? То самое указание, касаемое архитектоники.
— Я понимаю твою осторожность, Мамаут, — усмехнулся Эрияур. — Не волнуйся, я сейчас в прекрасной форме, не переиграю. Предыдущее указание отменяется. Свободны.
Гиганты щелкнули каблуками и покинули отсек. Лобызать сиятельную лысину не стали, ибо Эрияур, сказав последнее слово, отключился.
— Что, братаны, по пиву? — предложил Фердинанд. — У меня в тарелке ящик.
— А смысл? — произнес Жулио. — Только утроба заржавеет.
— Не скажи, — возразил Фердинанд. — В пиве есть бродильный продукт. Если его по-умному запустить в ионообменник, такой кайф получается.
— Дуреем мы, братцы, — сказал Мамаут. — Чем больше с людьми, тем больше дуреем. Размягчаемся. А надобно быть жесткими. Зачем мы в этом мире? Чтоб карать врагов и защищать Папу. Хуже нет лишних мыслей. От них и дуреем. А все мысли от людей.
— Это ты классно загнул, братан, — одобрил Фердинанд. — Особенно насчет Папы. Защищать мы его будем, это никто не спорит, только уж больно у него идеи заковыристые. Провести ревизию армии квазоидов. Да он хоть представляет себе, сколько в этой армии? Вот тут-то мы точно одуреем.
— Ну, я не знаю, — осторожно проронил Жулио и покосился на Мамаута.
— Приказы не обсуждаются, — сказал Мамаут. — Мы ведь, братцы, кто? Мы — утюги, которые смастерил Папа Эрияур. Утюг должен гладить, а не рассуждать. Верно я говорю? Иначе свихнешься.
— Мы не утюги, — возразил Фердинанд. — Подо мною тысячи человечков. Я босс, я могу любого из них раздавить, как клопа. Какой же я утюг? Жулио — тот вообще с президентами в обнимку. Это, братан, уже высший класс. Мы в этом мире шишку держим, поэтому не больно-то охота дурацкие приказы выполнять.
— Ну, это ты, брат, тово, — сказал Жулио. — Возгордился. Надо помягче, поделикатнее. Давай-ка я тебе, брат, руководство по дипломатии при случае подкину. Подучишься, подшлифуешься, настоящей лисой станешь. А то из тебя прожженный волчара торчит. Весь в шрамах от драк.
— А я волчара и есть, — ответил Фердинанд. — У нас юлить не принято. У нас если кто финтить начинает, того в расход.
— Ты вот что, волчара, — сказал Мамаут. — Ты это тут брось. Дело серьезное, серьезнее, чем ты думаешь. Дело, возможно, идет о нашей с тобой шкуре. У Папы процессор не чета нашему, всё просчитывает. Лучше делать то, что он скажет. Папа ошибается редко.
Может быть, Фердинанду польстило, что Мамаут не давит авторитетом, может, понял, что хватил через край, по крайней мере он ответил весьма миролюбиво:
