Поднес к носу Черемушкина пудовый кулак и этак криво ухмыльнулся…
Во дворе Черемушкина с Дергуновым уже ждала зеленая «Ока» с Разумовичем и Семендяевым.
До дома номер 11 по Садово-Черногрязской они долетели мигом, но в девятой квартире (адрес из найденного в квартире Берца блокнота) никакой Гриневский не проживал, а проживал здесь одинокий пенсионер Никонов — сутулый, носатый, в несвежей майке и ношеных трениках. Этот Никонов оказался очень словоохотлив, так просто не отцепишься, стоял на лестничной площадке (в квартиру не пустил) и знай себе молотил. В конце концов, Семендяев, взяв Никонова за майку, сказал ему что-то на ухо. Что-то нелицеприятное. Тот поморгал подслеповатыми глазками и вдруг просиял.
— Вспомнил, — воскликнул он. — Месяца полтора назад приходил один конус, просился на постой, совал деньги. Говорил, что ему непременно нужно пожить по этому адресу. Мне бы, дураку, согласиться, места навалом, а он возьми да уйди. Но какую-то бумажку сунул. Постойте, я сейчас.
Оставив дверь приоткрытой, скрылся в провонявших чесноком темных недрах квартиры, потом вышел, торжествуя. Отдал клочок бумаги Семендяеву.
Уже внизу, в машине, Дергунова осенило.
— Дай-ка фотку, — сказал он.
Черемушкин вынул из кейса фоторобот Валета.
— А вот ежели приклеить нос и напялить резиновую лысину, да ещё скрючиться в три погибели — как раз Никонов и получится, — уверенно сказал Дергунов.
Черемушкин с Семендяевым переглянулись и, торопясь, полезли вон из тесной машины.
Увы, дверь Никонов не открыл, из квартиры не доносилось ни звука.
Между прочим, на клочке бумаги вкривь-вкось было написано: «Если не будет вариантов, я приду».
В нагрудном кармашке Семендяева что-то зажужжало, задергалось, это был Клик.
— Чтоб тебя, — в сердцах бросил генерал, но аппарат вынул.
Посмотрев на дисплей, присвистнул, повеселел и протянул информатор Черемушкину.
Тот тоже присвистнул и сказал:
— А я-то жалел, что не взял у Мортимера сканер. Это меняет дело.
Умница Клик, проявив инициативу, самостоятельно просканировал Валета, составил его энергоинформационный портрет, своего рода маячок, по которому Гриневского нетрудно будет найти, а заодно записал мысли последнего во время разговора с непрошенными гостями. Любезно предложил озвучить, так как читать мелкий текст — глаза сломаешь.
Черемушкин согласился, и Клик принялся громогласно с выражением вещать, не стесняясь в подборе слов.
На двадцатой секунде Черемушкин сказал «Ну и сволочь» и вырубил Клика.
