— Ты вот что, — сказал Калачев. — Михаилу нужно надеть наручники, Фросе тоже. Один не заходи, странник — человек опасный, владеет чертовщиной. Втроём-вчетвером. Закуёте — веди его ко мне. Лично допрошу.
Мизгоев ушел. Калачев налил стакан воды, жадно выпил, налил еще. День намечался жаркий, уже сейчас, в начале десятого, вентилятор помогал мало. Содрать бы штаны, рубашку — и под душ. Потом холодненького пивка, перекур и снова под душ. Но нельзя. Родина требует жертв. То бишь, работа — не Родина, а то двусмысленно получается: Родина требует жертв. Как Молох какой-то, Змей Горыныч. С другой стороны, если вдуматься, и с Родиной тоже правильно. Без жертв никак нельзя. Нужно, чтобы враг боялся, и народонаселение тоже побаивалось. Чтобы лишнего не болтали, чтоб знали — карающий меч всегда начеку. Вот, скажем, тот же отец Михаил. Чего бомжует по чужим хатам, чего не на работе? Пас бы коз, скотина этакая, и не морочил бы людям голову своей ересью. А то нашелся апостол, глас Божий, гринпис хренов…
Размышления Калачева были прерваны Мирзоевым, который ввел отца Михаила.
— На стул его, — распорядился Калачев, направляясь к своему рабочему месту. — Напротив стола. Сам сядь в кресло и будь наготове, ежели что.
— Понял, — сказал Мирзоев и, усадив отца Михаила на стул, сел в кресло.
Калачев, не мигая, как удав, уставился страннику в глаза и смотрел до тех пор, пока у самого не навернулись слезы.
Отец Михаил спокойно выдержал взгляд чекиста, а должен был бы наложить в штаны. Совсем разболтался народец.
— Осознал свою вину? — сказал Калачев.
— Какую вину? — спросил отец Михаил.
— А такую, что на пленке в голом виде присутствует официальное лицо.
— Может, ему нравится, — пожав плечами, ответил странник.
— Ты тут не елозь передо мной, — хватив по столу кулаком, грозно произнес Калачев. — Не виляй, ханурик этакий. Знаешь ведь, про что речь, алхимик несчастный. Я на вверенном мне участке каббалистов не потерплю. Ишь, понаехали наводить тень на плетень. Младогегельянцы.
— Не из той оперы, товарищ, — улыбнувшись, сказал отец Михаил.
В глазах его промелькнули веселые чертики.
— Из той, из той, — на повышенной ноте проговорил Калачев. — Все вы, мозгокруты, из одной оперы. В психушку вас надо сажать…. И не товарищ я тебе вовсе.
— Отчего же? — возразил отец Михаил. — В советские времена все мы были товарищи, вас до сих пор называют «товарищ капитан», а Богочеловек Христос учил, что все люди должны быть друзьями и братьями. Друг или товарищ — разница невелика.
