— Не орет, а кричит, — поправил Егорыч, на которого распространялось калачевское благорасположение. — А раз кричит — значит, так надо. Мой вам совет, господа: шли бы вы, нафиг, домой. Время уже.
— Разрешаешь? — осклабился Гвоздодыров.
В эту минуту, распахнув лбом дверь, из калачевского кабинета вылетел некто Иннокентий, которого все в Шептуновке знали, как проныру и шустряка. Проехавшись пузом по паласу, Иннокентий вскочил с пола, пробормотал непонятное: «А что, генералы не люди?», — и уковылял, отряхиваясь.
Через распахнутую дверь донесся тенорок Серопузо:
— Колдуном займусь лично. Не извольте беспо…
Дверь захлопнулась, и ничего больше не было слышно.
Вскоре Серопузо, смиренно опустив глаза, прошмыгнул по коридору на выход. Лейтенантики к этому времени, видя такой оборот, отчалили, и когда грузный Калачев выплыл из своего кабинета, в пустом здании за своим столом дремал единственный Егорыч.
— Всё, Егорыч, закругляйся, — сказал Калачев. — Будет на сегодня…
Серопузо был не просто кладовщик при церковном приходе. И не просто стукач при местном ФСБ. Он, прохиндей этакий, имел собственное дело, держа штат из пяти громил. Дело было нелегальное, не зарегистрированное в налоговой службе, но протежируемое Калачевым. Дело это было самоокупаемое, поскольку из клиента, которого брал за жабры Серопузо, начинали самопроизвольно сыпаться денежки. В клиентах Серопузо, сами понимаете, числились крутые предприниматели, которым просадить за вечер в рулетку 10 тысяч зеленых было раз плюнуть.
Иными словами, это была крыша. Надежная, крепкая крыша, занавесившая глаза даже ушлым ребятам из МВД. На занавеску Калачев отстегивал лично.
Всё было по честному. Крутяки раскошеливались, Серопузо сдавал выручку Калачеву, а тот уже делил по справедливости.
Надо сказать, что с крышей Калачев подсуетился раньше прочих, объехав на повороте главного мента Шептуновки Ваську Сигаева. Тот крякнул, хрюкнул, но возражать не стал, даже посчитал за выгоду, что самому не придется жать соки из крутых. А если честно, то просто побоялся связываться с ломами из ФСБ, которые запросто могли наступить на горло. Ну, может, не запросто, может и вовсе не смогли бы, однако осталось какое-то опасение из советских времен.
Серопузо с предприятия имел семьсот баксов в месяц, его гаврики по пятьсот. Деньги по российским меркам немалые, у станка такие не заработаешь, тем более, что там по восемь часов в день, в грязи, в смраде, а тут по три часа и на свежем воздухе, так что все были довольны и за работу держались крепко.
