Любовь и магия (сборник фэнтезийных рассказов) | страница 56
— Не пойму, почему они решили, что ты справишься с таким делом, Хэзволд, — удивилась Окси. — Выбрать Чёрного Рыцаря, по-моему, далеко не самое лучшее решение.
— Скорее всего, Малый Народец подслушивал наши разговоры, из которых узнал, что до Слияния я был писателем-фантастом, и меня называли Творцом Миров, — отозвался я.
— Ты же сам себе этот титул присвоил, — указала она.
— А вот этого они, наверное, не знали, — усмехнулся я. — Но вообще-то я ведь такому статусу соответствовал. Да и сейчас навык не потерял. Талант не пропьёшь.
— Нельзя сказать, что ты не старался, — съехидничала Окси. — Так как ты поступишь?
— Переделаю мир, конечно. Но по-своему.
Хладнокровно перерезав горло самозваному Создателю — как его зовут, я так и не узнал — я уселся за компьютер и взялся за переделку мира. Так, надо вернуть технологию и убрать фэйри — надоели они мне хуже горькой редьки. Оставаться Чёрным Рыцарем я не хочу, мелковато это как-то. Стану, пожалуй, полубогом… для начала.
— Я тут подумала, — отвлекла меня от раздумий Окси, — а вдруг и наш прежний мир тоже кто-то придумал?
— Может и так, — пробормотал я. — Но он наверняка был безумцем. Хотя и гениальным.
— Ну, до тебя ему в этом далеко, — заметила Окси.
Я не стал уточнять, далеко в гениальности или безумии. Я уже весь погрузился в творческий процесс. Мои пальцы плясали на клавиатуре, едва поспевая за мыслью. С каждой появившейся на мониторе фразой, мир претерпевал всё большие изменения. Но переделка мира была для меня не главным — я писал шедевр.
Конец времён
Комментарий к Конец времён.
Они встретились в конце времён, на пороге гибели всего сущего…
Мы встретились в конце времён. В пустынном мире, единственной реальности среди непространства и безвременья. Твердь земная, порождённая силой привычки к физическому воплощению.
Это не первая наша встреча, но определённо последняя. По достижению абсолюта даже мы перестанем существовать в какой бы то ни было форме.
Я избрал облик демонического монстра, со всеми соответствующими атрибутами. Она воплотилась молодой девушкой, одетой по моде начала двадцать первого века. Чудовище и красавица. Неуместное в данном случае противопоставление двух близких сущностей. Обоюдное притворство теми, кем не являемся. Финальная сцена пьесы бытия, играемая в память сгинувших зрителей.
— Ave, — изрекла она. Помолчала, выбирая обращение. — Хаос.
— Приветствую, — отозвался я. Выдержал паузу. — Смерть.
Мы улыбнулись друг другу. Прозванья определены. Что ж, выбор не хуже других. Да и кому ещё вести беседу пред ликом наступающего небытия.