Большим уважением пользовался добрейший священник З-ч, впоследствии архиерей. По училищной программе следовало проходить историю церкви, что и предоставлялось нам усваивать из печатных «записок», а на лекциях З-ч весь отдавался борьбе с материалистическими учениями. Философские вопросы многими воспринимались очень смутно, да и батюшка не очень был речист, он немного заикался; но нам казалось очень смелым изложение антирелигиозных теорий и критический разбор их. Помню, в особенную заслугу священнику юнкера ставили то, что он прослушал курс медицинского факультета. «Вот так молодчина!..» Почтенный З-ч особенно вырос в наших глазах после того, как его лекциями заинтересовался «сам» Д. А. Милютин, в высокий педагогический авторитет которого мы все верили свято.
Кроме истории, статистики и закона божьего из общеобразовательных предметов нам читали еще законоведение и историю русской литературы, да, кроме того, обязательны были занятия по немецкому или французскому языку. Вся совокупность этих предметов отнимала от нашей школы специально военный оттенок и придавала учебным занятиям много интереса. Хотя эти общеобразовательные науки и считались второстепенными, но тем не менее, за исключением, к сожалению, иностранных языков, на эти предметы в училище обращали внимание и по требованиям на репетициях ничем они не отличались от специально военных.
Вообще вся учебная программа военного училища была выработана превосходно и давала возможность военным гимназистам докончить общее образование и осмысленно ознакомиться с основами военных наук. Средних способностей юнкер должен был поменьше развлекаться и усидчиво работать, чтобы не отставать от курса. Репетиционная система подбодряла малодушных и не позволяла запускать подготовку в долгий ящик; даже не имевшие никакого влечения к науке поневоле принимались за книги, а еще охотнее пристраивались к какому-нибудь «прилежному», который из чувства товарищеской поддержки, а также из желания проверить свои знания, «объяснял» беспечным. Встречались из последних такие, которые так, «с голоса», не развертывая учебников, проходили весь курс, и иногда весьма удовлетворительно. Конечно, исключения везде возможны, так и у нас в роте было несколько человек отчаянно беззаботных…
Ежедневно в течение двух предобеденных часов здание училища наполнялось шумом, стуком и криком невероятным. Но это не был беспорядок — то был отклик физических упражнений, топание сотен ног и команда десятка голосов. В громадном, двадцатисаженном сборном зале юнкера надсаживали себе горло, практикуясь к командованию в «восьмирядном ученьи» или «смене караулов». В гимнастическом зале гремел надтреснутый зычный голос бывшего прусского фельдфебеля, гимнастера Ш-та, составившего какой-то невероятный головоломный учебник гимнастики, где были указаны способы спасания при пожарах, при столкновении поездов и других чрезвычайных случаях. С выпяченной «прусской» грудью, с неестественно черными для шестидесяти лет волосами, скрипучим голосом и поистине геркулесовской силой, Ш-т усердно занимался укреплением наших мускулов. Без смеха нельзя слышать было его русского языка; а он, как нарочно, все время немилосердно тараторил: «Таки неловки, таки толсти! Ешо раз прошу выпригивать. Ах, таки неловки! Ну, я буду показать. Ррраз! Есть! Смотрите, каки ловки я, каки красиви! какикрепки мускл имею! Ешо раз!..»
