– А не вы ли, часом…
– Я, тётя Катя! Всё смотрю и жду, когда вы меня признаете.
– Господи! А я-то, старая, думаю: где видела? Это ж сколько времени прошло? Лет тринадцать с гаком?
– Ровно пятнадцать, тётя Катя. Как раз перед ремонтом.
Тётя Катя обрадовалась старой знакомой, живому человеческому общению. Увела обратно в клеточку, хлебосольно захлопотала, включила чайник. Повынимала судочки с холодцом, котлетками – у неё и холодильник, и микроволновая печка, и телевизор тут были.
– Да как это? Да ты всё так же, в корреспондентках, как бобик, бегаешь? А ведь уж не молоденькая. Не выбилась, значит, в большие люди, э-эх, вертихвостка! А я вот, – повела рукой и то ли пожаловалась, то ли похвасталась: – Сижу как Снежная Королева. От нечего делать, романы, журнальчики читаю. Эх, а времечко было, помнишь? Жись – только держись. Кипела, бурлила, ходуном ходила. «Тётя Катя, сюда! Тётя Катя, туда!» «Тётя Катя, без вас никак!».
Ну, это она привирала. Мы все идеализируем прошлое и преувеличиваем наше былое востребование. Но что тогдашняя жизнь здесь била ключом – это да.
Все дороги, как в Рим, вели на вокзал. Вокзал был тугим переплетением, сложным узлом, комком нервов, живым организмом. Для кого-то салоном и клубом, для кого-то (гастролёров и проституток низшего пошиба) постоянным рабочим местом. Кому-то заменял стол и дом. Магнитом был, притягивал как шушеру, так и чётких пацанов. Они там в каморке за кухней фильтровали базар.
Это было государство в государстве: со своей иерархией, авторитетом, каталами, шестёрками, сводниками, шалашовками, марухами, доходягами, фраерами, снующими крысами-стукачками. С купленной с потрохами ментовкой, включая линейную.
Ну, тупики, склады, запасные пути, депо – это другой коленкор. Это уже недосягаемый уровень, Клондайк для избранных. Как говорится в известном фильме, «кухня с нами не делится. Она на себя работает».
Тётя Катя, тогда миловидная, кругленькая, в синем нейлоновом халате, семо и овамо царила, властвовала на территории вокзального туалета.
Возглавляла коллектив из трёх уборщиц и сантехника. Казнила и миловала, от казённых щедрот премировала и раздавала выговоры, боролась за выполнение обязательств, дисциплину и переходящий вымпел. В общем, была не последний человек в вокзальной карьерной лестнице.
…Привокзальная женщина, с неопределённым стёртым возрастом, с серым стёртым лицом, жила на вокзале третьи сутки.
То неподвижно сидела, устремив глаза в одну точку и пугливо вздрагивая от раскатистых объявлений о прибытии поездов. То спала, поджав ноги, подложив под голову клеёнчатую хозяйственную, туго набитую сумку. Укрывалась серым пальто с цигейковым воротником, тоже стёртым.
