Вот так отважно Тоня расправлялась с классиками. За дипломную работу Тоня получила «тройку».
Тоня серьёзно влюблялась два раза в жизни. В первый раз в старших классах, школьницей. Тогда всех собрали в зале, и на сцену вышел гипнотизёр.
Ещё когда по городу висели афиши, Тоня воображала себе смуглого восточного человека. На нём будет струящийся шёлковый халат, чалма с рубиновым глазом и павлиньим пером. Какие-нибудь алмазные блёстки и извивающиеся змеями руки. На руках звенящие браслеты, перстни на узких пальцах.
А пришёл с чёрного хода невысокий мужчина средних лет, совершенно не примечательный, причёска бобриком. На нём был слегка мятый учительский костюм, и лицо усталое и желтоватое, как у учителя географии, и руки бледные и слабые, в голубых ручейках вен, по-детски торчащие из манжет.
И вот это сочетание обыденности и чуда, телесной слабости и магнетической силы поразили Тоню. Когда он пригласил желающих, она первой заспешила на сцену. Ребят усадили на стулья, и гипнотизёр сказал, что сейчас их усыпит.
Он взмахивал и водил руками, потом сказал: «Раз, два, три!» – и хлопнул в ладоши. Все поникли головами: уснули – а Тоня нет. Вот абсолютно ни в одном глазу.
Но сидела притаившись, как мышь под веником. Усиленно притворялась, сглатывала слюну как можно тише и незаметнее, чтобы не видно было двигающегося клубочка на горле.
Но, как всегда в таких случаях, получалось только хуже. Глаза слезились, во рту сохло. Сглатывать хотелось всё чаще и судорожнее, и предательски дрожать ресницами хотелось, и моргать тоже. Рядом прыскал, подавляя хихиканье, тоже не уснувший одноклассник Гордеев.
Наконец, эта пытка кончилась. Тоня встала: будто вялая, едва передвигая ногами, поплелась, зевая, потягиваясь. Всячески изображала, как она сладко спала. Она только боялась, что Гордеев проболтается. Но он размахивал руками и увлечённо врал, какой здоровский сон ему приснился: цветной двухсерийный ужастик!
На следующем сеансе усталый гипнотизёр, потирая бледные ручки, попросил спрятать в зале столовую мельхиоровую ложку. «А я выйду в коридор», – сказал он.
– Ага! А сами спрячетесь и из занавеса будете подглядывать! – зашумели мальчишки.
– Ну, пусть со мной выйдет уважаемый директор.
И они с директором вышли покурить. Блестящая ложка лихорадочно задвигалась над головами по рядам. Её передавали, вырывали друг у друга. «Я!» «Я лучше!». Ложку спрятал Гордеев в своём ранце и сидел, довольно лыбился.
– Мне нужен сопровождающий. Ты, девочка, хочешь? – Он внимательно посмотрел ей в глаза: Тоню прямо мороз пробрал. Потом взял её за руку своей маленькой сухой, тоже до мороза по коже, рукой. И они пошли по проходу вдоль рядов.
