— Из окон белый флаг, но с чердаков — беглый огонь, — ответил офицер.
— Это не оправдание. Мы не можем останавливаться у каждого чердака… Завтра приказано очистить весь район. Вот видите, здесь, на площади, кинокопировальная фабрика? Ею нужно овладеть к 10 часам утра. Ясно?
— Ясно, товарищ генерал. Можно идти?
— Идите.
Капитан откозырял, щелкнул каблуками и вышел.
Шатилов долго еще смотрел на план, а затем, ни к кому не обращаясь, сказал:
— Тяжело нам дается Берлин…
В эти же часы у другого пригорода — Панков — вели упорные бои 525-й и 380-й полки соседней, 171-й дивизии А. Негоды. Гитлеровцы подтягивали новые резервы то к Карову, то к Панкову.
Мы вышли на улицу. Была лунная ночь, и цветущие яблони, казалось, светились в голубом сиянии. Защелкал соловей. Бетонная дорожка вела в глубину садика. Там мы встретили командира полка Федора Матвеевича Зинченко. Полковник стоял, широко расставив ноги, и глядел в ночное небо.
— Что это вы здесь? — спросил Горбатов.
— Мечтаю… Вам же, писателям, это должно быть понятно. — Он помолчал, а потом сказал: — Вот гляньте на луну и забудете все на свете — и эти подберлинские дачи, и аккуратные дорожки, и подстриженные кустики… Забудешь разбитые улицы, дым, огонь, смерть и этот трижды проклятый канал, отобравший у меня столько людей… Я его и выговорить не могу и вспоминать не хочу. Все забудешь и на душе делается легче, а перед глазами встанут сады родной Украины и услышится голос украинских соловьев.
— Так они и здесь заливаются, — заметил Борис.
— Не знаю, не знаю, друг. Может, и поют здесь соловьи. Я сейчас слышу не их, а своих, украинских… Может, ты скажешь, что яблони здесь цветут… Не знаю, друг мой, не знаю… Может, и цветут здесь, бог их знает. Но я вижу свои яблони, что цветут у окон моего домика. Ясно вижу… А цветут ли они этой весной?..
— Понимаю, — сказал Горбатов.
— Ну, ладно, — решительно и совсем другим голосом сказал Зинченко. — Всё это сентименты… А жизнь есть жизнь, и завтра, дорогой мой, нам придется сражаться за новые кварталы Берлина… Шутка сказать!
Мы попрощались и ушли. Над Берлином стояла беспокойная ночь. Небо розовело от пожарищ, слышались гулкие разрывы снарядов, а иногда доносились и пулеметные очереди. Это ребята полковника М. Мочалова и подполковника А. Плеходанова очищали улицы Карова от остатков неприятельских групп.
* * *
В эту ночь Берлин охватила паника. Люди чувствовали, что пришел конец, что нужно спасаться. Слухи ползли из дома в дом, из подвала в подвал. Бои шли на улицах. Саперы взрывали мосты. Стоял грохот, беспорядочная стрельба. Полки теряли свои разграничительные линии, сбивались в кучу, офицеры бранились. В Потсдаме — оживление. Туда только что переехал штаб из Цоссена.
