Но Мехман, разумеется, и не догадывался, о чем думал следователь, встретивший его столь угодливо и радостно:
— После бывшего прокурора Залова квартира стояла все время запертой. Видите, даже обои отсырели, висят кусками… Да и что это за квартира для бакинца… Одна комната и кухня.
— У меня семья маленькая, нам хватит, — беспечно ответил Мехман. — К роскоши я не привык.
— Ну да, ну да, — задумчиво произнес Муртузов, наблюдая, как Зулейха тщетно старается хоть как-нибудь украсить свое неприглядное жилье.
Он позвал курьера прокуратуры, странного человека в калошах, и сказал неопределенно:
— Слушай, Калош. Надо помочь. Люди на новом месте, никого и ничего не знают… Понял?
Калош был достаточно хитер, чтобы надуть самого Муртузова, не то что такого птенца, как новый прокурор. Он и без намека все хорошо понял.
— Если старой хозяйке или молодой что-нибудь понадобится, пусть только крикнут: «Калош», я всегда здесь, во дворе, — сказал он. И подмигнул Муртузову, давая понять, что следователю не о чем беспокоиться. Калош скоро разберется, что это за люди приехали и с чем их едят…
Хоть Мехман и устал с дороги, но встал рано. Он выглянул в окно. Человек в калошах подметал двор прокуратуры, собирал бумажные клочки, папиросные окурки.
Он всячески старался втереться в доверие приезжих, показать себя душевным другом семьи.
— Дочь моя, ты не смущайся, — просил он Зулейху, — все, что нужно тебе, хоть птичье молоко, скажи мне, я достану!
— Спасибо, дядька, — отвечала Зулейха, едва сдерживая себя, чтобы не смеяться. — Мы всем довольны.
Не жалея сил, человек в калошах помогал им вчера устраиваться на новом месте, приводил в порядок квартиру, носил воду, вколачивал гвозди.
И сегодня добрая Хатун сказала:
— Смотрите, этот человек, наверное, не ложился. Уже принес нам воду из родника и разжег уголь, чтобы вскипятить чай, а теперь метет двор…
— Надо поблагодарить его, — сказал Мехман. — Накорми его, мама, получше, пусть останется довольным. Он беспомощный какой-то, оборванный, очевидно, родных у него нет…
Зулейха тоже взглянула в окно. Она не могла удержаться от смеха при виде этого человека в старых калошах, привязанных к ногам веревкой, в узких брюках галифе с заплатками на коленях, в старой, поблекшей на солнце и такой же помятой, как его морщинистое лицо, кепке.
— Ой, Мехман, этот курьер не сможет даже поднять твои своды законов, кокетливо говорила она, заливаясь смехом. — Какой-то весь пестрый, разноцветный.
